Александр Чекалов 2017 * * * Всё постигли искони́ вы… Синева… витиева́… Что избрать: подшивку "Нивы" или лезвие "Нева"? Ждать — раз дел упряжка скользких не идёт на лад никак — где, в подъездах ли московских, питерских парадняках? Землю жрать ли (жест не лучший!) — белорусский ли хамон? Всё равно синильной лужей под далёкое "камон" дождь отмыл от снега поле чисто девушку раздел, и… распахнуто всё, что ли… как расшаренный раздел. * * * То чуть легче тебе — то опять на душе тяжко так, будто век уже прожит… Кто попробовал счастья хоть раз, тот уже без него в этой жизни не может. То по клетке снуёшь, то глядишь за окно, соловей, отупевший без басен… "Счастье? В жизни не выпадет больше оно…" А на меньшее ты не согласен. Земные звёзды Снова ночь опустилась, и ноги в тепле, и закрыты все двери… Зажигаются "звёзды" на грешной земле: "воздаётся по вере". …Наугад по заснеженной шёл целине ("Цели нет насладиться…"), но — мечтая о Свете в Далёком Окне, и… теперь позади всё, я — добрёл… и в тепле своё место обрёл, лучше всякого рая: я уже не такой, как когда-то, орёл, чтоб ползти, умирая. …Постепенно все вехи сюда перевёз: долг, и дом, и беруши… Позабыв маячки зря старавшихся звёзд видных только снаружи. * * * Человек едет ночью поездом, глядя в темень, себя ест поедом, мол, неправильно жизнь свою обустроил… "Вон, окна дразнятся… Что внутри там? Какая разница — раз я в тамбуре тут стою, а в купе — лишь билет на столике… Жить бы в том хоть уютном домике!" Ну, а в домике — на печи кто-то тоже мечтает… ЧТО-ТО там заклиная бессонным шёпотом: "Ты умчи меня прочь, умчи…" Близнецы А морская-то птица похожа на хвост кита — когда кит на прощание машет им… Нет, не та неприметная птаха, малец, что в чащобе рос, а — простор обнимающий крыльями альбатрос. …Кит его навестить выплывает — за месяц раз, — весь покрытый ракушками, чудище без прикрас… Лишь на миг друг на друга посмотрят — раз за́ сто лет! — и… глядишь, альбатрос уже крыльями машет вслед. Ничего между ними нет общего, вообще! …Кит — он сонная туча, гора в водяном плаще; альбатрос же — как ветер, он легче, живей… правей! — если право измерить дано, как разлёт бровей… …Взмах крыла — и хвоста… и: "Ты только вернись: я жду ж"… Неприкаянных и — покаянию чуждых душ мимолётное сходство двух дуг выдаёт родство! "…Да, но что у них, собственно, общего?" Ничего. * * * Бывает, очнусь ото сна — ну и ну вновь у́тру весь отданный, как дитя, могу понимать я и шёпот дождя, и спрятанную внутрь него тишину: она — тьмы и света любимая дочь, и… хоть ты всей силой ума владей — чем более внятен тебе тот дождь, тем менее — гвалт остальных людей. Вот, думаешь, выйду немой рекой из русла привычного — к их костру да всей гоп-компании нос утру́! Но вдруг шёпот спрашивает: "А на кой?" и вновь ты дитя никаких идей внимательно смотришь на свет, на тьму ещё месяцок… ну, пяток недель и я окончательно всё пойму. Родом из моря "Откуда умение плавать, эй?" — со дна ручки кверху мы немо тянем, но знать ты не хочешь чужих детей, космический холод! — и… как дитя, нем, лишь чувствует каждый: не то, не то, глуха темнота и плотна, как ряса, как, чёрт возьми, дедушкино пальто… как мессадж: "Не доставай! Потеряйся!" — ну правильно, мы же ведь, я и ты, лишь гости под небом. Я крот? Ты — мышь ли? О нет! Как дельфины мы, как киты однажды из моря на сушу вышли — и в море вернёмся… О да, светла, но призрачна облачная терраса, и солнце нас точно спалит дотла, лаская призывами "не теряться". Уж лучше обратно… Хоть человек где лучше не ищет… но — как во сне, мы чего-то всё ждём и глядим наверх, как донные камни, как рыбы, немы, а внутренний голос: "Туда! Вон там!" — указывает ложный путь… по сути — не Немо, но всё-таки капитан судьбы… и поэтому неподсуден. И мы… пассажиры? пажи? сомы?.. Закат величаво в своей… порфире ль? — "Титаником" тонет… Пути — темны. В разгаре ОБРАТНЫЙ исход амфибий. Лес рубят — и щепки летят косяком рыбёшек… Куда уж им, промысловым! …По ком звонят китежцы? Ни по ком. Встречают вернувшихся: "Повезло вам". В Ростове Белокаменно кремль ослепительный отражает топку солнца — которое жаром и светом жалит! — но… ребёнок в автобусе снова уткнулся в виджет. Ни Земли под собою ни чует, ни — что ей движет. Был и я таким лет этак тридцать назад, ты понял? Кроме шуток. …В Союзе — игрушку "Весёлый повар", помню, выпустили (столь же глупую, сколь кривую)… так порой одолжу у кого-нибудь и — кайфую! Ну, конечно, сейчас выбор разных чудес богаче, — чисто рай (и к тому же у каждой семьи — по даче)… Правда, книг теперь меньше читают (нужда в том тает), но зато — наслаждаемся: кто чем предпочитает, например, видом тех, будто сахарных, стен и башен, а ребёнок… Ребёнку и времени ход не страшен. …Всё бесстрастно. И чувство безмолвно внутри, и долг нем — а ребёнок… он СЧАСТЛИВ! Не спорю я, все подохнем, но весёлый тот повар (пускай не о нём тут речь, но тем не менее) хавкой жонглировать будет вечно. …"Тот же, что и когда-то"? Но ЧУДА ведь не ищу я! — лишь бы кремль… и автобус… И — ЖДАТЬ так. Себя не чуя. Голос разума Живём… интелегентно, блин… Любой двуногий гриб отлично слышит этот ин- тележный как бы скрип — и в городах, и на селе, как ветер в уши вхож: "Подумай о своей семье, коль о себе не хошь. Уже почти совсем немой? Почти совсем уже? И правильно… Вернись домой… Подумай о душе… В метро тревожно… и в магаз отлучка — прямо квест! (И деньги нам должны за газ и норд, и зюйд, и вест…) И… такова, видать, судьба, что всяк ("мы все свои") готов… НА ВСЁ. Не для себя, но "для своей семьи". Пока жить можно? Ну, и… вот. И — радуйтесь!" …пока и вас однажды не сорвёт ручища грибника. Житейское Море, зыбкая пустыня! Ты почто меня зовёшь? Манишь чувствами простыми и — назад: туда, в моё ж представление рябое о прибое… Мир усох — и в зубах того прибоя превращается в песок. Чем помочь? А помолчим-ка — и само всё канет, ну! …Я песчинка, ты песчинка… Унесёт — пойдём ко дну, нет — останемся лежать тут, в совокупности — узор, не печалясь: ни о жатвах, ни о севах новых зол. Не намерены скандалить. Не охочи до забав. Лишь похрустывая (да ведь?) у прибоя на зубах. Кто, когда и кем был предан — игнорировать вольны. Точка к точке — влажным следом убегающей волны. Взгляд из будущего Представьте себе Москву: песочницы, дети-рёвы… "В котором тут я живу?" — снесли уже… Небоскрёбы термитниками торчат, — зеркальны, безлики, голы: достойны твоих внучат… А над горизонтом горы. Такое же всё: колец центрально-садово-бульварных идиллия… Не жилец, я всё же не раз бывал на хорошеющих с каждым днём площадях: там ряды торговы, и… для ясности мы замнём… (А над горизонтом — горы.) …Такие же люди… Горд обязан быть теми людьми ты! — поскольку весь этот город слепили они, термиты. А горы… Уж так без них народ тосковал за МКАДом… И — всё себе объяснив, без двери и без замка дом оставив наш общий — упс! — творения шаловливых ручонок (и стиль, и вкус), надсадно дыша, на глыбах монтируем… Не спешим: вершины, они на го́ре… Но… взглянешь на всё с вершин, и — тошно служить агоре. Памятка Общаться нужно — со своими. Иначе — всё, прощай покой… Терпеть не следует "во имя…" … да сам не знаешь ты, на кой — ментально чуждого под боком! Уж лучше боль, тоска… беда (да-да! ведь ходим-то под богом), но… мезальянсы? Никогда! Чем выносить мозги друг другу — сидите каждый у окна (у своего!) и грейте руку о кружку тёплого вина (в лечебных целях!)… Вьюга — сфера, вы ей отрезаны, увы, от остальных… но греет вера в туфту, что правы — только вы. ;-P Слоёный торт "Mesdames et Messieurs, s'il vous plaît…" — самолёт взлетает, и — вынужденное бездействие… Пальцы мнут салфетку, а в иллюминаторе мирно тает обычная Франция… Десять пустых минут на лишние мысли… То кверху идёшь, то в яме… от полюса к полюсу: этот был — и вдруг тот… Вся жизнь, убедитесь, и вправду она слоями… как торт. (Едва приземлишься — придётся им заниматься!) На два с половиной стакана муки сто грамм — не сливочного, так и спреда… Но лучше масло (и вера, что всем воздаётся по их делам)… естественно, мёд! — но и сахар… и взбиты яйца, но прежде щепоточку соды добавим в смесь, и пусть остывает… и — будете вы смеяться, но что-то кураж неожиданно вышел весь! Так хочется спать… а ещё ведь мука́ в проекте… бумагу найти — чтобы противень не пристал… "Про что я забыла? Скорее меня проверьте!" …Сознание — чистое-чистое, как кристалл, — вот только что было, и вдруг… облака как вата… Выкладывать тесто… потом обрезать коржи… Что, с яйцами поторопились мы? Тепловато? …Скажи, ведь будет и вкусным в итоге, и нежным-нежным? — фактически главный на все времена герой застолья безбрежного… Будто бы шепчет "ешь" нам!.. А может быть, раз уж кураж есть, испечь второй?! …Ни звёздочки, ни маячка. Ни небес, ни тверди. С трудом разбираешь на спинке слепой петит какой-то ненужной инструкции… "Просто верьте: ещё впереди всё… пока самолёт летит" * * * Тик секунд и глух, и звонок. Шибок шелест шестерёнок. Мчат по тракту злые кони, жернова рождают хруст… Боже боже боже боже каждый день одно и то же! (И по-прежнему Гаскони неизвестно слово Пруст). Тик — и так… и хруст, и шелест… Среди вас я как пришелец: никогда не знаю, ка́к мне что́ сказать, когда и где, но… Прижмите к сердцу руку!.. Все часы — идут по кругу. И ворочаются камни в мутной мельничной воде. Птицы А мне — так забавны экспансия и возня их. …Ваще говоря, мы ведь ГОСТИ здесь, люди, — вскользь давным уж давно обездолившие хозяев… и это МЕШАЕТ сердиться на чью-то кость, упавшую сверху… Ведь небо — ну так огромно! Какая же разница, что — после всех атак мне верхней соседкой является та ворона, которая всё ж оккупировала чердак!.. Не "выше" мы этого, верно… но точно глубже: когда я с балкона смотрю, то мои глаза — уж так далеки от меня, отражаясь в луже, что… ведать не ведаю, что́ в них. …А егоза трясёт, типа, гузкой: как будто та стулом стёрта и нужно размять, типа, мышцы… и верещит, мол, "как ты живёшь-то?!" И зяблики бьются в стёкла — которые есть мой последний реальный щит. Всё вздор, раз имеем и — не бережём, имея. Встаём ото сна… наколенники все в земле… Девчонка-соседка смеясь запускает зме́я, а тру́сы — готовятся прямо с весны к зиме. …Хорьки, горностаи, куницы… и как без ласки! — мы все одиноки, по-своему… Потому и носа не кажем наружу теперь без маски. (А небо огромно, я точно в нём потону!) …Всё маски и маски: искусны, просты, топорны… (И пьянство — единственный путь обнажить лицо.) И голуби гадят… И — веруем до сих пор мы, что — пусть и со скрипом, а вертится Колесо. …Ну да, лично вам — и косого луча заката достаточно более чем — на ушат росы… Но, девочка, что ж ты так пялишься в облака-то?! раз сушатся прямо напротив мои трусы "А мне не мешают"… поверьте, звучит знакомо любимая формула тех, у кого нет сил и дальше рассчитывать на торжество закона (прости дурака-воробья, что ваще спросил) …так жизнь и устроена: пусто — и снова густо лишь надо чуток подождать но — какой-то SOS; выглядываю — снова давешняя трясогузка! и — целый пожар отразившихся в окнах солнц Мушкетёры Всё это мило, конечно: интриги, схватки… да и обманутый галантерейщик, лох, тоже забавен, страдающий на кроватке за занавеской… Короче, сюжет неплох: подлые шлюхи — на фоне тиар, корон да хищной охраны… Но мучает много лет этот неловкий момент, когда хочет рондо другу-жлобу прочитать Арамис-поэт. К чёрту нытьё: молодому джедаю проще бычить на всех (не, а вдруг подвернётся ситх?!) и на коняшке носиться советской рощей (за неимением аутентичных, sic). Нам, кабанам, западло, мол, подолгу в ножнах мариновать шампуры: мы герои книг! Верно… Но хоть иногда-то послушать можно, как тебе кореш читает?.. Ответь, мясник! Ладно, подставил товарищей по конторе ради сомнительной цели чужой жене мужа помочь обмануть… ну, того, который работодатель, по сути (не стыдно, не); пусть и дурак, и наглец ты, типично это, пусть человек тебе тьфу (заколол — и хлоп), но… уж хоть разик послушать кента-поэта можно бы, а? …Тебе некогда. Ибо жлоб. Собственно, все вы не сахар… но ты — особый. …Вакуум внутренний от багажа спасён нравственного просто чудом! В итоге жлоб, и… если в одном чём-то, стало быть, и во всём. …Рыцари, фиг ли… Капризная, пискнет Лея — и с облегчением можно махать клинком! Но в Арамисе — Поэт умирает блея. Драма! (Оформи, и можно нести в Ленком. ;)) * * * Жить — как живётся. Вставать по утрам. С сумкой колёсной гулять по дворам. …Думали, рано? Пора вот и вам в детство впадать, как река в океан. Рыться в контейнерах (зря, хоть убей, лишь понапрасну пугать голубей). В небо глядеть: не маячит ли Свет… Нет. "Нет?! Ну тогда — взбаламутить его, СУЩЕЕ это, — вернее всего! Чтобы — у мстительнейшей из пучин быть вечно в памяти!" Выпьем?.. Чин-чин. Ум — лишь теряешь, дожив до седин: нас легион, океан же — един… Ты его — еле смешишь, а не злишь, лишь. * * * …а под окнами было футбольное поле, не рассчитанное на детишек, но мы — часто до́ ночи там ошивались! до тьмы! …То ли взрослых желающих не было, что ли? — кроме парочки… Вот, по воротам мы бьём, подгребают: "А ну, пасани́, голубок", — и… они были для нас — без булды, полубоги в неказистом величии Жеста своём. Всё на публику, факт! — это ясно и детям, но… ведь искренне же наслаждение тем, что — вот дядьки, которым достаточно тем и без нас, и не ищут, куда себя деть им, и — однако снисходят: "Давайте, народ…", — разбивают на горе-команды, и тоже — как заправские МЫ — НАШИ пасы итожа, хищно целятся в голую раму ворот… И — лишь годы спустя понимаешь: наколки, как и майки, и треники, — признак того, что, когда не с детьми ты — вернее всего, либо пьёшь, либо спишь на обшарпанной койке. Лишь на горе-романтика действует шарм уголовных манер, кадровик — тот не ценит… На душе тяжело, ни кровинки в лице нет (ибо не на что)… что ж "говорить по душам"! — лучше мячик гонять, помыкать мелюзгой и — оттаивать от восхищённого взгляда карапуза, который по стилю наряда не способен понять: "полубог"-то — изгой. Лучше бить, без разбору! — до той темноты, где не видно, попал ли, дурак, по воротам, мазанул ли… Скрывается за поворотом та судьба, что любому подходит! — но ты это ты… И поэтому — просто ДРУЖИ с ней: по-мальчишески… "Вейся в ночи, ворожи, по-любому — любые приму виражи: не от самой хорошей, но всё-таки — жизни!" …Дядя Коля, не так ли?.. и дядя Семён… или нет?.. Позабыто. Назвать бы и рад, но… "Просто помни то поле под окнами, ладно? И не надо имён." На затопляемой территории Приехали на теплоходе (устроилось всё само), и друг говорит: "Ну, вроде тут как бы мое позьмо́." Приветливая хибара, а рядом — камыш и пирс… И после мирского бала так УТРЕННЕ — хоть топись! Но небо, как воды, тало, притоплено чувство всклень. И всё, что меня достало, уже и припомнить лень. Тут — лучшее, что имеется в запасе… А быт — он смыт ветрами, и… мелет мельница, пока тот камыш шумит. 09.08.17, возле деревни Красный Яр В далёком 1993-ем Где-то под До́рохово — помогал строить дом папе невесты: в семью их, как гад, заполз, и… брёвна таская на па́ру с большим трудом, ла́дили всё же венец за венцом… А после — сало, картошка, яичница и т. д. …Спирта "зятьку": выпить чистого — не зассыт ли? А в это время любимая чёрт-те где с местным каким-то гоняла на мотоцикле. Вот я и думаю… В будущем-то году будет уже ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА с того момента, как обронил у порога: "Ну что ж, пойду.." — и услыхал: "Ты расстроен?.. А незаметно!"… Всё это в прошлом: и сорванная резьба, и моя "рыбка" (ах, нет больше веры "рыбкам"), но… ведь построили! …Печью дымит изба, и — я горжусь. Не всей жизнью, но — тем отрывком. Кризис среднего возраста Возрастное уродство — не Каинова печаль… "Мы хотели бороться, теперь же хотим пить чай, никакого уже беспокойства не надо, плиз, пусть я мыслящий косно считаюсь эзополиз!" Таять в обществе дам бы?.. "Но шанса лишает штамп." …Тут бы пальцами — в дамбы! "Увольте. Нам лучше «там» б: где колодец и печка. И всё. Никаких удобств." Возрастное юродство… но вовсе не парадокс: это жизнь… и желание выжить. Любой ценой. …На лице можно выжечь… но годы стоят стеной — заслоняя от тех, кто клеймо разглядеть бы мог! А когда нет контекста… сойдёт и печной дымок. Виндселфинг За вычетом тех, кому в радость их пища, кров, семья, регулярный доход (оттого и часто друг дружку снимают на фоне своих ковров)… вернее, включая (обязаны все включаться: эпоха такая)… короче, на свой балкон выходим (зачем понапрасну переться в сквер-то!) и — взгляд устремив выше крыши (таков закон), все делаем селфи, дождавшись порыва ветра. Чтоб волосы — будто плеснулись вокруг лица… Чтоб тут же все поняли: ты — не как все, ты лучше! Чтоб кошка соседская, рыжая, как лиса, хотя бы на миг перестала лакать из лужи — застыв изумлённо… Чтоб бисером дождь завис в оплавленном солнцем янтарном воздушном кубе! И — что́б вечно медлил безжалостный Вызов из Мечты в Повседневность. (А лишь шевелились губы…) * * * Октябрь уже тучу на сердце свил! От ветра болит щека… Темнеют засады бесхозных вилл за чащей борщевика. Дорожка в тумане едва видна. И медленно, невесом, сгущается сумрак вокруг пятна фонарика над крыльцом… 05.10.17, дер. Жабкино Мартин Иден Живёшь ты на излучине реки. Перебираешь бывшие грехи, как будто сонным взглядом — сотни льдин… Живёшь один. Готовишь пищу, учишься стирать… потери — занося себе в тетрадь, так беззаботно, словно это… так, смешной пустяк. Как будто это детская игра: сегодня — как и завтра, и вчера — сплошные дочки-матери на день… Давай уж, раз уплачено, надень доспехи карнавального тряпья и новую личину: «Я не я, и ложь уж не моя»… Но мимо лёд давно плывёт, и… чем тупить — заказы лучше брать: любому есть и вправду что стирать! — но ведь у них карьера… и пиар… и звон пиал… А ты — полощешь облако в реке, румян, как будто яблоко в руке… и сам же — мимо сонного, как ёж, себя плывёшь. И ходят под коленями мостки. И ложь — на расстоянии руки! И терпок — как и завтра, и вчера — дымок костра. * * * Предпочесть и оседлость судьбе кочевой, и спокойную подлость — убийственной правде. Шевелить — и мозгами, и — вон, кочергой… и глядеть в угольки — видя сумму в контракте. Видя будущее… видя всю пустоту и опасность — играть безобидного сноба… Набивать себе цену, как будто тату… Ну, а что если цены изменятся снова? Если снова, запутав одной бечевой, повлечёт нас утрата по берегу Волги? …Воет ветер — аж ноет пузырь мочевой! — и не ветер то вовсе, а… мальчик на полке: снова в поезде. Снова неясно, куда… Снова бездна у трапа молчит величаво. Лишь мигает маяк… или просто звезда. Как бы вновь намекая: пора… [см. начало] Перед защитой Охота жить? Ничего, держи задание… Ведь, пока ты всё переносишь на чертежи, не тронет тебя тоска. …Охотнику надобны лук, колчан, заполненный кучей стрел, тебе же… ну, КТО-ТО. Чтоб по ночам порой за тобой смотрел… Смотрел, как и точно, и ловко, чёрт, рейсфедер эпюры ткёт — и времечко с часу на час течёт, как с полки на полку — кот… не кот, а целая рысь! Но ты не бойся: она — твой страж. И с ней наступление темноты — лишь повод для входа в раж. …Эпоха осени: пёстрых куч да роющихся в них крыс… и пусть! Отважен ты и могуч, пока у тебя есть рысь: "Я всё на свете могу объять! Всё сущее по плечу! Лишь нужно ТЕБЕ над душой стоять, следя, как я вновь черчу". …Пока есть и те, кто ревнует нас к апатии нашей — мы спокойны можем быть, даже снясь бескрайнему морю тьмы: за нами правда! и веры мощь!! и пульса больной пунктир! и те, кто… будто бы сам всю ночь за нас нашу жизнь чертил. По поводу прокладки на лестничных клетках проводов туманного назначения 🤪 Непоправима только смерть… "А кто не верит — подлови на живца: всего, мол, не посметь? фигня! — сойдёт и половина…" А треть? А четверть? …И болей от едкой мысли, что попал, у адептов "новых кабеле́й" не отстояв витую пару; что водосчётчики нельзя теперь, увы, изъять обратно; что все адаптеры (неся прогресс) работают отвратно; что ты повёлся на тариф какой-то выгодный (по слухам)… что — ложь с улыбкой повторив — как распоследнему ослу, хам тебе всё впарил, извини. …Ну да, и мёртвого проймёт он: коаксиальной той фигни такие залежи, что… мёдом не кажется житьё-бытьё посредникам, когда-то оптом купившим партию её! — гадая, что за остолоп там, в углу медвежьем, заказал… но тот, подумав, отказался (и — да, уехал на вокзал… а кабель — он, увы, остался). …Ещё б немного провести (с невинным видом херувима), и "нам" — опять начнёт везти… "а остальное поправимо". * * * Быть кем-то в Новом Орлеане. Аптекарем, биржевиком, ворюгой баллов на диване, гордящимся, что незнаком с сомнениями и тревогой… гориллой возле входа в бар… держателем дыры убогой: "уютных комнат “Высший балл”"… ? …Столбы облупленные… стены, что помнят первую волну… Внезапно тёрки мимо темы, мол, "не гони, пятак вомну": тут не поймут, на вид усталы от как бы гнёта тяжких лет (но: "Джеманём на две гитары?" — "А, кстати! почему б и нет!")… Нет-нет, не то… Кем ТАМ ни стал бы — топорно, словно манекен, ты воплощаешь только штампы! Там идеально — быть НИКЕМ. Никем — купить за восемь сотен убитый додж и… знай гони по карте вверх, упёрт и потен, подальше ото всей фигни. Никем — очнуться спозаранок в кювете, мрачном и сыром; на шее пара мелких ранок, в уме — и молния, и гром, и ноль какой-либо конкретики: чё ка́к… за деньги? по любви? (Плюс — бах, инструкция в конвертике: в Москву, мол, пулей, та́м живи!) …Тень песни о дороге дальней, цыганке с картами… Мотив — откуда? Всё покрыто тайной (тотальной, точно)… Заплатив за газолин — как гений сыска, летишь, разнюхивая… чтоб нырнуть на баржу в Сан-Франциско… Опомниться в Марселе: "Стоп!" …Окрестности Степанакерта… Тирасполь… Гагра… Васюки… Хотелось быть… хоть как-то, кем-то… Да, меа кульпа. …Снег, секи. Вокруг ни пса, ни птицы… кроме былинки — в центре всех потерь! И вкус во рту… И жажда крови. И — непонятки, что теперь. * * * Не курочка, но все же ря́ба — "судьба гуляла по…" Москве? …"Сошла с автобуса"? Ну сла́бо! "С ножом, понятно, в рукаве, искала ряженого (квотам не доверяя ни на грош)" ?? и вдруг увидела: да вот он! — совсем как выросший Гаврош. Такой вот юный Вэ Ульянов над томом Герцена размяк — не замечая крыс и пьяных… такой серьёзный… как хомяк. …Что в будущем? Конвейер ЗИЛа? Но он не робот! Человек! — воскликнула… и нож вонзила. Чтоб "не состарился вовек". Чтоб — как болезнь (и в самой острой, тяжёлой форме!) — жизнь ушла с "почти не тронутого оспой" его прекрасного чела. Чтоб не "распалась цепь на звенья"! Чтоб мыслей выключить гундёж! …Остановись уже, мгновенье. Ты не прекрасно, но… сойдёшь. * * * Погода лучше… Сердце-птица щебечет бойко, прямо дрозд: айда, мол! нужно торопиться! — а то настанет время гроз да бурь — дубам беда и соснам, но ты… чем дёргать за чеку — попей хотя бы вон под солнцем на свежем воздухе чайку́. …Июльский полдень беспечальный! Полна живого естества, роняет тени в омут чайный неутомимая листва. …В уме — из вороха частей шей волну лоскутных одеял, но… чтоб рубин воды чистейшей явь тоже светом оделял! …Природы — разве что внучатый племянничек — не для души, а для людей пиши! Печатай! Пора, серьёзно! Поспеши! А то в ближайшее же время придёт писец, суров и дик, "О, жребий! — рявкнет. — Ожирели!" — и грянет вольнице кирдык. Серьёзно, авторы, спешите издать написанное вы! А то уж тонет в общем шите трепещущая рябь листвы. (И уж не грусть, а так, пичальку сулит уму дорога вех, когда с пути сбивает чайку и чайка никнет. Осовев.) Печатай, милая (и милый), любую xpeнь! Пора постичь: за каждой внутренней пальмирой тенями брезжат муть и дичь. …Ну что, достаточно согрелись ещё живые?.. хлюп и шмыг? Так выгрызай из чувства ересь! не спи! не жди! упустишь миг! Ни красный на просвет цейлонский, ни зелень нежащихся крон нам не заменят тот неброский как будто… свет? — в орде ворон, по-деловому пыльно-чёрных, а эта… кто она? одна из самых, может быть, никчёмных …обречена? Посвящена. …И солнце — вроде каравая, и воли вычищен сортир, и начеку душа живая, что кто-то мелом начертил… Отлив… Торопится к метро люд… Погоды — полный небосвод… И скоро… лавочку прикроют. Вот-вот. Осенние листья То тихо, то снова с деревьев летит листва, что месяц назад зеленела беспечным омутом, болит от сюрпризов давления голова, и тянет вернуться: мол, есть ли ещё кто дома там? — любого, кто сдуру для "воздухом подышать" и "в шахматы чисто размяться" наружу выбрался, рискнув от безделья… а ветер-то — как де Сад, скользит по бульвару с улыбкой сатира… Вы́ бы, сэр, не "лондонский денди", а бич и босяк, увы, стараясь угнаться за летом: "Натура дура ли?!" — не прыгали б выше замусоренной головы, а лучше б о дне вашем завтрашнем больше думали. …Весь мир — как театр сатиры… нет, как театр абсурда! Плеваться охота! Не только бичи слюны, никто не жалеет… И листья летят, летят… Реально, как будто запасы и впрямь бесчисленны. Подлёдное Снег… Легче вымолвить, чем наяву представить! — было… И вот он повсюду. И в руслах лон, и на вершинах безжизненных мелей… Таять вроде бы не собирается… Под уклон катится жизнь — еле видная нам из окон (му́тны твои полыньи, пелена-река), кажется, только и можно, что, словно окунь, молча стоять тут… и пережидать века. Чудится сон, белый-белый, как лик мороза: резко трещит в жаркой топке пучок щепы и, осмелев, распускаюсь я, словно роза, где-то внутри… словно кот, распушив шипы. …Много ли, мало ли слов, а картину ту же вижу, проснувшись: безлюдно… Лишь ровный шум вечной реки — и бескрайнее царство стужи. Чувство поникло и бредит едва… Лишь ум мертвенно ясен. Хоть вечность проговорив, мы вряд ли изменимся… Рыбы ведь говорят лишь ради отдыха… Чтоб возникали рифмы, молча вставая над отмелью в ровный ряд. Роза в тебе распустилась… а верить в это — словно рассказывать киске про логарифм… Снег… И река моей улицы — в вихре Света! …Рыбы стоят. Себя к Вечности приговорив. 2018 Старый Я с юности старым был, если уж начистоту. Конечно, о звёздах мечтал, это да… но всё же — не как эти девочки, с ног до бровей в тату, не как эти мальчики, с голосом полным дрожи. Отчётливо помню: мне был ведь ещё тогда милее блеск утра, рассеянный и неяркий, когда никого во всём мире… и вот — та-даа! — рассвет: выше крыши, скреп, ценностей, иерархий… Лежишь на печи… или едешь на дровнях в лес, лошадка трясёт перед носом нечистым крупом, и — так хорошо от морозца, так разум трезв и ясен мой перец, что… кажется, просто глупым роиться, как муха, в каком-нибудь кабаке и клеиться к вяло текущим, как некий пёс, там… когда можно лесом идти с топором в руке. Мечтая, что кто-то — не я! — полетит ко звёздам. Сквозь сон Лежу — как камень… В поле зрения одна, в какой-то мере, чудь… И, весь во мху какой-то хрени, я, как говорится, по чуть-чуть беру всего от жизни… Голенько, но есть обои… штиль, высок… и — серого прямоугольника родного принтера кусок. Всё чушь… "И что же ты говеешь-то — любую отвергая весть?!" В последней судороге веры, что какой-то смысл, однако, есть и в нас, обоих… да и в мощи той, которой ночь напоена́… и даже в бездне пыльно-звёздчатой, что слёз укрыла пелена. Заложники ситуации (по мотивам кинокомедии "Кавказская пленница" 🤗🤭) Искусство Нину целовать — наиважнейшее искусство. Да, риск… и НАДО рисковать! …Сперва ИСПЫТЫВАЕШЬ ЧУВСТВО, затем — садишься на кровать с объектом чувства тупо рядом (предпочитая всем наградам…) и — начинаешь целовать… О да, и век почти что прожит, и нет, увы, законных средств… А Нине что!.. Вполне ведь может и зарядить тебе в торец, но риск, он дело ведь такое… ТАКОЕ дело этот риск. …Слабо́? — оставь её в покое. Раз не умеешь — не берись. Ты пучеглаз, и лыс, и потен, и хил, и сморщен, и пузат… И это ТВОЙ лишь мелкий ад — потеря лишней пачки сотен. Всё, что ты можешь Нине дать, — ковры, решётки и еда лишь! Искусством тупо СОСТРАДАТЬ и то, баран, не обладаешь. "Не счесть алмазов… но для них найду ль достаточно пещер я?!" …Вокруг лишь горы да ущелья… Плюс ослепителен — лишь миг, а после — годы, годы… годы! — и вера в то, что "научусь!"… и — Чувство Внутренней Свободы. (Увы, глупейшее из чувств.) * * * Жизнь — это что-то такое… Как будто сон: р-раз, и уже тупо временем унесён весь этот цирк… ассорти неудач и лаж… Жалко, не правда ли, тратить себя на блажь? Ты посмотри, за окном-то опять весна, мы же — которым по жизни так мало сна — пашем и пашем… Ведь холку же так натрут… Жизнь — это путь… не истратить себя на труд! "Ну, а на что? — спросит девушка. — Не на чмо ль, изредка спящее рядом порой ночной?!" — только не это! …Курятник? а в нём насест?! Жизнь — это тьфу… но не трать это "тьфу" на секс. Есть и важнее какие-то вещи… Плёс… и белый лайнер, который сюда привёз. И — как тесьма, типа, след этих долгих лет! …Жизнь — это тьма? Не истрать эту тьму на свет. Жизнь это просто прогулка… Тенистый парк… …Утки толпятся: их кормит какой-то панк… Сам себя мучил ты — сам от себя спасён! Жизнь — это явь. Жалко тратить ея на сон. …"Только не творчество!.. но и не плеск вина !!! Слишком за всю эту хрень высока цена"… …Солнце, беседка, газон… На него ложись… Да, это сон… Так не трать же его на жизнь. * * * …В общем, я — Агасфер. Уж давненько живу на свете. Ещё не было Взрыва большого и чёрных дыр, ещё нервы орбит не трепал позитронный ветер… ещё не было чёрта и бога, а я уж был. Нет, ничьи не владения, но — обходя дозором, и взрослел, и мужал, и… всё Смысла искал, пострел, но… состарился, так и не будучи вспугнут Зовом Сокровенного Чуда. (Уж лучше б и не взрослел.) С той поры изменилось не так чтобы очень много: появились понятия — совесть, и лесть, и честь… даже месть! — но ни чёрта по-прежнему нет, ни бога. Нет, ни дна, ни покрышки… а я — как и прежде, есть. …Никнет вихрь, который на днях ещё окрылял нас; сохнет море житейское — хоть и не столь черно́, как безвидная бездна, сменившая Сингулярность… только, кроме меня, нет и не было ничего. Крепко сшит — ладно скроенной вечности пережиток и безбрежности будущего как-никак залог… а ломбард на замке, пресен ужин, и кофе жидок… Но — клубящийся мрак цепко держит луну за рог. * * * Москва… Не обращайся здесь за помощью: себя — и то не помнят. Так что — сам… И памятник обрящешь Ростроповичу, и пару взглядов кинешь небесам в надежде сквозь зарю (и тучек пару, ну!) не символ, так хоть образ разглядеть: не Веру — так хотя б Галину Павловну… но… боязно. Себя куда-то ДЕТЬ желал бы… а куда? …Да что ж ты дразнишь-то! Давай уж, день, раз начал — вечерей… Нет ни души… Прохожая вот разве что — в шарфе ли пряча личико, в чадре ль — с успехом торопящаяся слиться ли, в утратах раствориться ли… Эй, бес! Мы даже с полуспрятанными лицами нескучно все смотрелись бы… с небес! Жаль, поздно. И спросить за это не с кого. Лишь дежавю немого визави ("…и мужа помню вашего, Вишневского!")… Но, чтобы не смолчали, не зови. И так видать ведь, каждой башни фаллос-то… Иди — туда: туда же и пошлют. …Москва, салют. Я некто вроде Фауста. И… собственно, не пошлый ведь салют — причина, по которой боль незрячую влеку сюда (не в Питер: там мокредь))… Так — НАДО. Плюс собачку говорящую охота всё ж однажды посмотреть чтоб вывести и своего гомункула… чтоб гордо прозвучал — не пряча лиц, меняемых как маски.. Жаль вот, ру́к мало (и вся наличка — хоп! — куда-то ухнула) и — сух застывший виолончелист. Внутри клетки Если ад, до жилья и былья снизойдя, как по кочкам, по темечкам понесётся, я хочу, чтоб, отрезаны шумом дождя и гудением робота-пылесоса, не абстрактные жаворонок с совой от конкретного яростного спектакля жили-были, а именно мы с тобой. Почему? Потому что… хочу — вот ТАК я! А когда я реально чего хочу, то, проверено, сбудется всё в итоге. И ни Карл, обращающийся к палачу, ни Нерон, в обагрённой упавший тоге, не настолько величественны, как ад, но — бессильны, как он: когда тьма клубится, рвётся век-закат под дождей каскад и встаёт из-за МКАДа родная Битца. Человек, кот… Семь с половиною ли тыщ лет, парочку ли тыщ тыщ мы на Земле оставляли след: взявшиеся — раз и бдыщ! — из ниоткуда: во тьме огонь взмыл, и… который год ходят по ми́ру корова, конь, пёс, человек, кот… Ладно, коня уже нет почти, вытеснен, хил и сир, нет, не Емелюшкой на печи — тьмой лошадиных сил. Дремлет на ипподроме, хмур: скоро ему в расход… но — остаются корова, мул, гусь, человек, кот… Ладно, для гу́ся духовка есть… мул — чересчур упрям… "Ну, а корове-то, Ваша честь, бодро — терьям-терьям! — людям дарующей молоко, точно ль пора под нож?!" …По́ миру — пёс, человек, кот… Вынужден, так пойдёшь. В тёмной пещере покой, уют, а на свету — дома́… Слабенько, скудненько подают, что ж… "неученье — тьма". Надо послать на разведку пса, чтобы узнал код! …Всё, его нет уже три часа. В путь, человек, кот… Хочется перечень продолжать: мышь, таракан, сурок, лань, игуана… но вновь решать нас вынуждает Рок. …Кот подымает ко мне лицо: "Слов, — говорит, — не трать, мы тут одни, и… в конце концов, дашь ли ты мне пожрать?" …Нет, экзотариум нам не вкайф: цирк это… Тра-ля-ля, кролика прячут себе в рукав чёрные пуделя. Чинно торопится на ковчег каждый. И дичь, и скот. …Группа — мы делаем саундчек: тьма, человек, кот — прежде чем воплем унять тоску, слаженно, мощно, в такт уханью молота крови в мозгу: так, мол, калеки, так. "Только вот так, никакого дна. …Пик: человек — и я…". Пусто на крыше. Поёт весна — осени предстоя. Ключ Сегодня мне очень грустно. Есть чувство, что я изгой. Прогнулось уже до хруста дно зрелости под ногой. Теперь — только вниз вались и в беспамятстве исчезай. Теперь — только вслед Алисе: в последний колодец, зай. А где же все чудеса-то, к которым нас Ленин звал? …Ни ада, ни город-сада, сплошной только сход-развал. Да, мысли — напрасный груз, но… ты знаешь, я даже рад, что мне нынче этак грустно, мой милый вишнёвый ад. Поскольку… ведь высший градус — когда ты горишь! — дотла… Поскольку любая радость в подобном аду подла. …Пора бы уже домой и — не видеть уже ни зги! но вновь на летейском море — спасительные круги, и… снова чего-то жалко. …Надеялся, водолаз, а это — со дна русалка (на кой она мне сдалась!) подмигивает, мол, лучше когда самый ум изжит… и рыжий весёлый ключик в ладони её дрожит. Дочке моей любимой женщины Отчего — пёс знает, дочь, но хочется нажраться в мясо. …Стал как тормоз я, точь-в-точь… А твоя судьба — меняться! Я уже не встану впредь за этюдник: нету прыти… А твоя судьба — гореть в вечном поиске ОТКРЫТИЙ! Липкий, будто сливки, мир, рисовать, пока не скис, и… ПУТЬ — найти: чтоб он затмил все наброски! все эскизы! …Разочароваться вдрызг… Умно жаловаться маме… Разлюбив порыв и риск, обходиться закромами… Утром жить — от-счастья-петь? Глядь, уж день почти что прожит. …Всё осилить и успеть из того, что… каждый может! Небо чёлкой доставать, запрокидывая лоб свой, и… всё то же рисовать. (Заклиная пса: "Не злобствуй".) …Годы выжмут семь потов, но — СУДЬБА ведь… У ЕЁ ног я, глядишь, почти подох, ну, а ты… ещё ребёнок. Дао вечные узлы ум волнуют каждый раз твой… ну, а псы — всё так же злы. Что же делать?! Не нажраться ль? … * * * Лежу на берегу, вокруг какой-то мусор: остаточки травы, осколочки камней… и время ждёт меня: когда же я займусь им — и времени жду я. Не становясь умней. Баюкает шум волн, и усыпляет ветер, и тяжко на руках ютится голова… Я знаю, как и что устроено на свете, и чтобы это знать — не надобны слова. * * * Что-то странное, ещё не виданное готовится… Это чувствую слишком отчётливо. И пока моя женщина и её дочь на борту автобуса беззаботно меняются возрастом, и пока, попрощавшись — во тьму, прочь от дома нависшего ко́гти рву: чтоб успеть на трамвай, по возможности… и пока в вышине квадрокоптер подмигивает квадрокоптеру, словно шлёт ему знаки неведомого языка. Утомительно пахнет июлем… и даже августом уже тоже, похоже, припахивает, чуть-чуть… Небо чисто — и некая чудится, что ли, благость там. И, мне хочется верить, я благостью той лечусь! Беззаботно меняются знаками установочки, те, морально-идейные: "Вольному воля! Гадь!" — и… гадаю, застыв на чертановской остановочке, кто, когда и к чему меня вздумает припахать. ПБ № 5 Что и с кем бы мы периодически ни делили — всё равно наступает момент одного на всех понимания: упс, у кого-то из нас делирий… и — везём на курорт. Очень тесно с боков обсев. Мчится газик, надежда скукоживается, хирея… но вокруг — до того неожиданно хороши и бескрайни поля ослепительного кипрея, что… любая болезнь отступается от души!! Снова дождик — и вот разноцветная гнёт подкова свою линию: типа, кривая — кратчайший путь! За окошком умыто уже раз седьмой Хотьково, и притих даже буйный. …Пора! Хоть куда-нибудь! Хоть в убогие мифы — которые стали явью, пока разум, поддавшись соблазну, беспечно спал. …Пьют закат облака… плюс сияющий воздух я́ пью… И над лужами, медленно тая, клубится пар. * * * Выдох, наложившийся на вдох… Чёрный кот — и белый танец банта… Жизнь, она работает на вход, будто это секта или банда. Сунулся к живым — давай живи, множа опыт, глупости итожа, без тоски, без боли, без любви… или с ними. Что одно и то же. * * * Одиночество страшная сила. Сначала мы, гарантированные равно́ от сумы и суммы равнодействующих составляющих кутерьмы, говорим себе, мол, ну не МОЖЕТ быть: не в лесу мы, кто-то точно отыщется… Только внезапно — бах! — молоточки эпох отстучат, как дожди… о многом… И тогда — одиночки, заводим себе собак: чтоб одним не скучать и казаться собаке — богом! Но потом выясняется: слишком собака зла. Или слишком тупа. Или просто ленива слишком. И твои разговоры, проблемы, мечты, дела ни понять, ни принять не способна своим умишком. Ну, и ЧТО теперь?! Этак бессмысленно доживать — каждый вечер заваливаясь с экземпляром "Вога" на разобранную ещё позавчера кровать?! И тогда человек себе тоже заводит бога… * * * Между двумя чебуреками — семь лет ада, все говорят: "Ты король, остальные — стадо", — только под веками прячется бес сарказма, и… как и прежде, на всё ты, судьба, согласна. Девять — от пазла до пазла… шестнадцать — между танцами и — разрешением мять одежду. А что там было — никто уже и не помнит. Тьма хачапури в аду холодильных комнат. Только бы, "встав и идя", захватив побольше, здесь их не жрать — оттого что… ну, будь собой же! Стиль-то не твой: без романтики, без костра ведь… Съешь — и уже не дадут ничего исправить. Сорок годков идиотства… а между нами — Вечность, укрытая морем и валунами от поседевших до срока… в очках и шортах… Что нам теперь до изгибов гитар тех жёлтых! Климат меняется; дети — и те седые; всех комаров истребила мошка́ Сибири. Мы? Снова смотрим на то, как уклад наш дик, мы. …Тысяча лет — от дубины до парадигмы. Все говорят: "Ты король," — а король-то голый: даже не шкура тигровая! лист, фиго́вый! Сел поджидать на обочине первых встречных: нужно дожить ведь… до первых-то чебуречных. …Как хороши были розы… но мясо — лучше, кто не согласен — те тряпки! тетери! клуши! …Что ж, седине хорошо б не белить виски бы, но… так уж вышло. Костёр. И блестят изгибы… * * * Не слушая привычно хающих отечественное кинишко, смотрю "Из жизни отдыхающих", расслабив тающий умишко. Гляжу на сексом озабоченных советских мужиков да тёток и мир до срока скособоченных потёмкинских шале… и всё так уютно в этом увядании, что даже, вечно мимо кассы, про то, как тяжко негру в Дании, не трогают ничьи рассказы. Мы — знаем: выросли с такими, как они, с экрана, технарями, ходящими на юге в киниках, а дома… будто звери в яме! — хотя и тут, на юге, тоже ведь… Ах, этот юг… Видна с утра́ цель, а к вечеру — ну, право, тошно ведь от уценённых декораций! Да, та́ ещё фактура, сирая… Туманен день, темна аллея… И всё же — грёзами вальсируя, в несбыточности их шалея — ты будто улетаешь: карточный валет, поэт чужих метаний, весь год пахавший, будто каторжный, бессмысленный гуманитарий, чтоб вырваться — хотя бы ра́з за год! — лечиться истово "от нервов" и — безнадёжно что-то праздновать на фоне символов фанерных. * * * Память как чудо: с родителями, смотри, ты "отдыхаешь" на море… А чудо во́т в чём: было тебе года этак от силы три — и, по идее, чужих, мимолётных вотчин помнить не должен… однако же помнишь, вот. …Мало деталей? Но можно в уме создать их: рвущийся спазмами, будто чужой, живот — ну, и впервые увиденный жук "солдатик"… Долгие проводы лишнего, вне игры: только забыл хорошенько — и снова вспомнишь море, и вкус кабачковой, чужой икры, и чью-то сказку — уставшую звать на помощь. …Только расстанешься с прошлым ты — убедись: всё в настоящем надёжно и зло хранится. Та же дремучая ночь. И седая дичь… И в наступлении шторма — просвет-зарница. Старая фотография Я помню: светлая терраса, через дорогу… вроде сквер? Не видно… Впору потеряться, но сердце ноет: "Как посмел!" — и вновь перед глазами встало, не в первый и не в сотый раз: земля безвидна, небо тало… Да как же школе без террас! — детишек маленькое стадо застыло, складки теребя, сфотографироваться надо: привет, начало сентября. …Жакет у завуча притален, едва притихла, всё сказав… И — снова множество проталин сияет в окнах и глазах… Я знаю, будущим увлечь нас так и не выйдет у вчера, но фото — во́т оно… И Вечность, как будто сонная пчела, ползёт по вычурной подвеске серьги училки так давно! И всё советское — по-детски невинно запечатлено. Профсоюзная улица Вчера из магазина шёл домой я (в уме крутя стихо про флейту труб: мол, больно оно вычурно-прямое!) — и вдруг увидел на асфальте труп. Лежало тело слишком как-то ровно, как будто знак хотел подать субъект: ещё недавно, мол, я был здоров, но… всё в этом мире суета сует. Из-под мешка, что траурно был чёрен, торчала жёлто лысина. Медбрат кого-то по трубе просил: "Ну чё вам, реально впадлу? Вышлите наряд!" а рядом — будто жаркая мулатка на пляже Рио либо Малибу, скучала врач… и — было ей несладко… но тоже диктовала на трубу. И понял я, что мир ужасно сложен: сегодня тебя нет, а завтра ты — как меч. И кем-то выхвачен из ножен во имя торжества непростоты. Нудишь: мол, и порядки тут жестоки, и времена такие, что абзац, и пишешь без конца про водостоки, и вечно получается эрзац. А дальше — наступает день расплаты: внезапно выключаешься, и — шок! — за то, что жил во имя недобра ты, медбра́ты тебя прячут под мешок: пока — изъяв умело всё подряд и упарившись — полиция не даст отмашку: мол, пора надеть наряды (те, полиэтиленовые, да-с)… Всё так и будет. Хоть теперь "боюсь" ной, хоть желваками сдержанно играй: однажды упадёшь на Профсоюзной, подёргаешь ручонками — и край. И, сколько ни пиши стихотворений, ноктюрну не заплакать по тебе в условиях духовных несварений! (Лишь сообщат куда-то по трубе.) Лежит, мол, нечто… Слишком как-то прямо… А тоже ведь мечтало и цвело! Теперь же — по-любому, плачет яма по этому… хоть нам и тяжело. Так думал я… и шёл деньком московским по улочке. Нисколько не устав, но — будучи отчасти Маяковским. Немножко. (В ослепительных мечтах. =)) * * * Пусты небеса. Лишь седая прядь, вон, видишь? Заметь, успей! …Врачи посоветовали гулять — куда же тебе теперь? Пойдёшь и усядешься на балкон с романом о буйстве шпаг? Но — вон же: внизу, хорошо знаком, лежит Воронцовский парк! Неси же, усталый, свою хандру и хвори свои — туда, где свежесть отчаянную к утру́ выплёскивает вода! — и та растекается по корням деревьев… и по ветвям… и белки орешки грызут, ням-ням, и рвутся цветы из ям. …Гулять? Ведь не там же, где лес из труб и воздух надсадно мглист? И точно не в центре, где мил и глуп, на нерест идёт турист… У нас же — и кущи тут есть пока, и время… хоть полчаса! — любуйся же: новые облака украсили небеса. А в новой коляске лежит малыш и — тоже безумно нов! И… что-то огромное, выше крыш, основой любых основ растёт из тебя, как из ямы — тот, понравившийся цветок… Сознание жизни: метель — метёт, но — вечен подлёдный ток… Ах, это всё сложно, наверно… да? Как тайны всея Земли. К тому же и часики, как всегда, минутками истекли… И всё же — как радостно сознавать: хоть сумерки без пяти и ждёт незастеленная кровать, но — есть и куда пойти! …Стеной ограждают его дома, уютнейшее из мест — и уйму колясок катает тьма вчерашних ещё невест. А ты, замечтавшийся фаталист, оставшийся слушать тишь, сидишь на скамье и мараешь лист… И, перечитав, молчишь. * * * Ни дождик, ни солнце. Ни Арктур, ни Вега. Ни улочки-русла — хоть речкой теки! — доходных домов позапрошлого века, ни викторианские особняки. Ни старый кирпич — на рассвете столь розов… ни новые доски, покрыты смолой… ни горы питательных, жирных отбросов тебя не спасут: ты злой. Так вечно психологи ноют… Да ну их! Они тоже люди. И тоже глупы. Тебя же — до срока нужда маринует: до дна соответствия вкусу толпы. Чтоб искрой мелькнул ты и… "Денежек нет ли?" — да нет. Только солнечный зайчик окна, что всех неликвидовых геометрий, наверно, стоит… На! * * * Снаружи всё сложно… "Так надо, пойми же!" — бульвара насупился неф, кленовые листья, как мёртвые мыши, лежат, от дождя почернев… А что же внутри? …Гулкость эха была бы! — когда бы не быт, голоштанн… на фоне которого хищные лапы простёр одинокий каштан. "Сперва колоннады, потом гекатомбы, так Вечность устроена, брат!" — я знаю… И слушать о том — был готов бы, да что-то раскис от утрат. Сегодня у нас — опостылевший роллтон, а завтра? Должно быть, икра? …Ведь мир — таки храм. И я что-то обрёл там… "Так надо"? Я знаю, сестра. * * * Святая простота… Увы, не та. Заваренной не нами грязной каши ль, вагона ли, где вечно чих да кашель… маршрутки ли — где тьма и пустота… Уже и ног по-зимнему не чуя, наружу молча смотрим через щель, но — нет, не видим Сути-всех-вещей! И… это ведь не "то, чего ищу я"? Не надо отвечать, не обязательно. …О муза! Вдохновляешь ты — меня лишь? и светом Откровения — дневной, унылый — только мне ли заменяешь?! "Не ной!" — в ответ. …Автобус вышел затемно… и свято место рядышком со мной. День рождения Последний дождь — и снег… и где-то — дальний раскат возка пророка Илии… Искрящийся муар зовущей тайны: "На этот раз — подарят или… ??" И — отдёрнут полусна тяжёлый полог: по-писанному (книги так рекли!) волхвы несут ларцы — и врёт астролог, мол, люди доброй воли всей Земли… не нужно, впрочем. Утро столь туманно, что — как бы не проснулся гайморит! А с неба — то ли перхоть, то ли манна… И диктор у соседей говорит… Не важно. Может, солнце в окна лупит и день сияет, будто новый "Додж" с отвязной тонировкой… Дети — любят когда — вчера — идёт последний дождь и — да, вчера! — дары приносит полночь, а значит — можно завтра — повзрослев — ту манну так безоблачно припомнить, как будто мир не склеп и ты не слеп. Как будто всё, что было, — точно было!! И ливень беспощадно не смывал забытое на раме мамой мыло гардинный портя сыростью муар * * * Часов настенных тихим ходом сопровождается полёт мечты об отпуске… ЛЕГКО там. И сердце, вырвавшись, поёт. …Сидит какая-то гражданка, лоток черешни перед ней, цена "нормальная"… и Данко готов рыдать на склоне дней. Настолько галька камениста, и море шнягой заросло, и деньги… целые мониста струятся мимо — за родство с безоблачно советским раем, откуда изгнаны… и вот в изнеможение играем на склоне дней и лоне вод. С непрекращающимся прошлым надёжно связанные, в ряд… Слова "пропали ни за грош" нам уж ничего не говорят. Надёжнейшее из беспамятств — у ног волна… у самых ног, а что! …Слюни, гражданка, палец ("я скидку сделаю, сынок") да продавай полёт фантазий на благо отпуска, вразвес — в облупленном веками тазе ль, в обрывке плёнки ли… В разрез застиранного платья — ракурс вываливает тесто тить… и — прошлого собачья радость, увы, не может отпустить. * * * "Охосспади… Вот были встарь богатыри!"… а нынче — немощен, я не могу с постели встать! Мне тупо незачем. Ну да, дела… дела, дела… Вознёй упёртость унавоживать… Но — правда, мама родила не для того же ведь? …Что, накопившихся хлопот пора вспахать тугие залежи?! Но пращуры над этим пот лить не дерзали же… Сегодня сделать сотню дел, а завтра… тоже ведь не праздновать. …Стихи? Лишь повод, шоб нудел… Достало! (Правда ведь?) Сейчас я встану — и пойду… Сменю на кухне полотенца и… в отчаяние — не впаду от экзистенции (мол, чуден подвиг бытия, да, ежедневный, да, традиция… но — снова свёрла? дюбеля? …устал "гордиться" я), не стану жаловаться вам на неизбывность ада: подленьки надежды ввериться словам, забив на подвиги… а — помаленьку разойдусь (поскольку всё привычно с детства ведь!) и… подмигну: "Ну что, адусь? Начнём-ка действовать?"… * * * Занятно, что и мне — придёт пора. (А чё! Прикольно.) …Возможно, вдруг подамся со двора… пожру попкорна в кинотеатре — на тупом кинце (развлечься средство!)… чтоб там же и откинуться в конце на спинку кресла. Возможно, буду чувствовать себя — не накануне, но загодя — как будто я свинья и… обманули! всю сущность искромсали, ну и ну! — а что ж судьба-то, не на кону ли разве? — на кону… И вот — расплата. …Видать, и полежать пора пришла… Но перед этим — подамся со двора я. (Иншалла.) Оставив "детям" записку (мол, увидимся, не бздо, мы все там будем, пока же: "Вот вам общее гнездо!") и — добрый путь им… А, нет! Ведь это МНЕ он, а не им. …Забавно: тоже ни перец, ни чабрец, ни ванилин… ни снег на коже я чувствовать не буду… Ничегось. Ни слёз: "Не встанешь…", — ни гордости: мол, ЭТО — началось, я — тоже ТАМ уж. Поскольку все: и птица, и птенец, и скука сбоку — имеют и начало, и конец… и слава богу. * * * это окно — такое одно: улицу видно в нём, это дно, как ни крути и себе ни лги, долгой величественной реки, что нам дана — не поить коней… всё моё время течёт по ней и утекает… а я стою, чтоб её видеть: судьбу свою …знаю: оставшееся не в счёт, да и оно ведь — течёт, течёт… но — это красная мне цена: кинотеатр одного окна, большего не заслужил, и в том сам я уверен… но есть и дом — дум обиталище, мечт и нег и этот падающий в реку снег. * * * Окончить эту школу, мирно: о панках, бунтах — ни гу-гу, любовь и пьянство тоже мимо… А после — скажем, в МГУ. …То студсовет, то сплин, то митинг… (И что ни ночь — то шум от ТЭЦ)… "А что же после? Не томите!" Го дальше… в офис МТС. Рубашка белая… Мандраж, но — ты быстро учишься. Всему… Мне страшно, бес… А вам не страшно? "Да нет." Но — "я своё возьму"… Лишь те дрожат (и "нету сна" им!) — кому "не близок" наш "уклад", а мы… другого-то не знаем. …Окончишь ад — поступишь в ад. Окончишь этот, дальше — новый… И — как ни плохо там — зато всё предсказуемо. Все норы. Все дни. Все дети. Все пальто. Вперёд! Не бойся, не погибнем. (А что без воли — фиг бы с ней.) И можно выключить мозги, блин: до лучших, как го-рится, дней. А дни — наступят! …Номер "Ритца"… корица в кофе… "Не-не-не, ещё минуточку!"… Горится всего прелестнее — во сне душе ребёнка! что такого! …"Ой, не будите… Ну пожа-аа…" Рассвет и утро. Снова школа. Где учат, КАК гасить пожар * * * Так устроено… Снег. И опять, и вновь… Это живопись, детка. Поставь этюд на этюдник — и свет улови дневной… "Не оттуда ручонки, видать, растут! — отправляйся к вокзалу, кормить бомжей, будет пользы для общества больше, да"… Всё раздай. Самовыпились. Рот зашей. …Никого за собой не зови сюда. За порогом — мостки, переход траншей, дальше больше… Зашьёшься совсем… Они, эти звери двуногие, всё страшней… Эта вонь их — чудовищна… Нос заткни и беги, если можно… В другой вагон? Лучше дальше. Куда-то в чужую глушь. Это участь ограбленных… А закон — это фикция, детка. На глади луж — рябью снег… Объявление на двери: заплати́те, мол, выселим ведь! …Зондаж недалёкого будущего: "…Подбери! Вон, от "Балтики", кажется… Точно. Сдашь.". …Чей-то пятый этаж… Между лестниц ляг. Пусть уже через часик погонят, но… всё равно цвет не смешивать на полях! Остаются лишь линия и пятно. Это графика, детка! ты посмотри! Что, заплыли глаза? Через толщу век! …Если вымыть и вылечить — то внутри неизменно окажется человек. Если вымыть и вылечить. ЕСЛИ. Да. …Почему это ТЫ должна?! У самой той кисейной воздушности — ни следа. (И вокзал — это, знаете ль, не "Савой"…) Пальцы вспухли. Не пальцы — пяток сосис, этот войлок с их помощью не смести… так пылись же, заброшенный экзерсис. Это участь оставленных на пути — без каких бы то ни было средств назад повернуть — и унять эту боль в груди: так устроено, детка, и… что сказать! …Ну же. Встань и иди. Потому что герои — наперечёт, просто некому мчаться на зов твой, цыц! — а под камень уныния не течёт добрых дел экзорцизм. * * * …просто она там лежала и всё кричала… Клочья какие-то в воду текли с причала, лодку качало сначала, а после — стихла всякая интерпретация: сурдо, тифло… Нехорошо, когда мало обратной связи, многия грязи у брошенной коновязи, все разошлись по салунам… Лишь ноет лоно девочки, на всё готовой за свет салона. Просто она не успела… Так тихо спела, что не услышали. …Яблоко ночи спело, кажется, вот упадёт, и — весло к веслу́, мной тишь завладеет дурная во тьме безлунной! Только — кричала… Не мог не приплыть на помощь. Было сначала… не помню я, как. Напомнишь? Ну, а потом — мир исчез, и утратил ночь я, и… растворились последние фразы-клочья. Бодро сияют во тьме очаги культуры. Пляшут ковбои — и ло́вите на лету вы каждую смачную шутку… И снова, снова тот же мотивчик выбрякивает пианола. * * * Жизнь, однозначно, налаживается. Лицейских вольностей этих поменьше вокруг, и пусть, а вот зато устанавливают полицейских: мирных, лежачих — на тротуарах! Путь будет теперь безопасен. И, слишком прытко, скажем, неся на помойку панель ЖК, сбавлю я темп и… тебя не собью, улитка! Не раздавлю червяка. Не стесню жука. Буду ходить осторожненько, словно джайны (тоже в вуальку закутанным до бровей), всем говоря поминутно: "Ужасно жаль мне!" — и отступая поспешно: левей, правей… Не причиняя ни гусеницам отныне, ни черепахам каких-либо неудобств. …Так и задумано: всем нужно стать — ОДНИМИ (каждый укутан, беспомощен, мил и толст!) и в торжествующей няшности — как салями, то ли катясь под уклон, то ли вверх ползя, мирно дышать испаряющимися солями. (Тихо травясь, но… совсем не дышать — нельзя.) Шарфом себя заслонив и прикрыв треухом. Каждую ногу — обдуманно ставя, да-с. …Жизнь, однозначно, заканчивается триумфом то ли стабильности, то ли… поймём, бог даст. * * * Люблю декабрьские темы: "Снежки?.. Посуду хоть помой!" …и — как несёмся в темноте мы по синей улочке домой — уже морозом надышавшись до хрипа: мамам как бы месть… и отрастает НЕ СПЕША шерсть у белой ночи: время есть… А утром — сип, надсадный кашель, и с мёдом тут же молоко, и мамино: "Ну что ты скажешь… Ведь говорила же!"… Легко снежком подёрнуты перила балкона в дымке за стеклом, и — что вчера ты говорила, припоминать сегодня влом. Напротив — дом, почти невидим, и блёкло-жёлтое окно, а мы — его почти не видим, настолько всё заметено: и ветки вяза, прутья клетки, и самый воздух — как настил на самый дух… И пью таблетки: нормально маме "отомстил". Каникулы? Теперь-то шиш ты от них получишь: на, болей!.. А лес и улицы — пушисты… А вести — вихрями с полей — почти выдавливая стёкла, всё напирают изнутри всех телевизоров… И — стёрта вся жизнь из памяти. …Натри меня своим медвежьим салом, о мать-медведица! Укрой полярной ночью: небеса, мол, на то и дадены. …Икрой искрятся звёзды, рыбкой месяц играет в омуте… и всех больших и маленьких медведиц, горячечно в постели сев, недобрым поминаю словом: я болен, болен! Ну, а вы… "Ну да, конечно… повезло вам! Вернулись только что с Москвы? с одной из их уродских ёлок? Ну что, понравилось?!". …А мех — растёт на всём, задорно ко́лок. И время — есть… И: "Просто смех! Куда все столь наивно прутся! Ведь дед Мороз — НЕ ТАМ живёт!"… Под белым пологом Таруса перевернулась на живот, и что-то снится ей… то рыбка, что Умка выловить не смог… то — тенью — мамина улыбка… И время есть. И снег — как мох. * * * Только что был на причале — стоял, курил… Вы отвернулись на пару секунд (и лет!) Лишь посмотреть на часы — или пару крыл этак себе подобрать… А его уж нет. Будто и не было: в собственной ли судьбе, в вашей ли… Может, не стоило вам там быть? (Или те крылья — ему бы! а не себе…) Поздно гадать, остаётся стоять, курить… Рифмы банальны… и смысла-то нет как нет! И обтрепалась тетрадь… только, трать не трать, шансов навалом… "Налейте вина, корнет. (И не забудьте бутылку-то подобрать!)" — только вот тесно в мундире картошке-фри, лёгшей под Жени Лукашина пьяный нож, впору нам хоть об открытии тех Кюри, хоть о поэтике спорить… А не уснёшь: будет до гроба вибрация мутных чар мучить вас — освобождая глаза от шор… Был или не был он, тёмный во мгле причал? Камнем под воду ли, просто ли прочь ушёл? — кто бы ты ни был… у берега звёзд-огней, одолеваемый рацио нудных рыл, грёзу ли пряча — тоску ли опять по ней… И некурящ, и порядочен… и бескрыл. * * * Снежок укутал городов оснастку сложную… Копнут его, а в толще — гуща проводов, как будто магию компьютера вслепую кто-то собирал… Кусты, деревья… да и ВСЁ стеной тумана стало, адмирал на мегаяхте лени собственной. Нет бури! — бури… Но была ж… И, столь ценимый каждым городом, на волю рвался такелаж, с устоев содранный рангоутом! А нынче тишь… Такая тишь, как будто — МОГ её нарушить, но внутри, на дне уснул и спишь не ведая, что И СНАРУЖИ дно * * * Тихие-тихие будни исхода года: снег, завершение, точка, развязка, кода. Нам не понять ни Антония, ни Клеопатры… мы только вечные пленники задней парты. Провинциальная школа, разводы мела, дно, практикантка, бубнящая неумело. Тьма, предвещающая… и ненастье, млечно… "Если не вызволи, то… хоть шепни: навечно?!" Даже когда заболеешь… пускай и дома… кома какая-то: высветлена… бездонна… пыльные полки, нечёткие отпечатки и — всё такая же сонная хмарь камчатки. Даже когда уж окончена школа — что же? Те же дела… и подделки… и вещи тоже. …Стрелки ползут — и ты молишь, ко дну прилипши: "Лишь бы не вызвали только!" ах, только б… лишь бы