Саша Чекалов
2003-2008
Заповедник
…Гаснет мир незаметно, —
Тонет в медленной тайне
Красота элементов,
Простота сочетаний…
Догадайся, почувствуй,
Ускользнув от былого:
Нет на свете кощунства
Хуже лишнего слова.
24.07.03, г. М
Хорошо
(не поэма)
Принято считать, одна лишь боль
Вызвать вдохновение способна:
так как ты тоской смертельной согнут —
пишется легко, само собой, —
например: "…И ветер шепчет вещий,
что на днях проклюнется листва…"
Нет, молва, похоже, не права:
слишком упрощённый взгляд на вещи!
…Сами убедитесь, я — творю,
и, при этом, ни малейшей муки:
"…Чествуют оттаявшие мухи
Бледную апрельскую зарю.
Где-то кот заходится от кашля…"
Что дрожишь, неверная рука?
…Пишется легко тебе пока;
На душе — безоблачно. Пока что…
22.04.04, г. М
Мой рай
Ну-ка!
Наружу, друзья и семья, —
вон из моего сна.
…Рай…
это место, где крепость моя
была бы защищена…
Мир караулить с ножом и ружжом?
Нетушки:
я не герой!
А рай…
это место, где всяк окружён
невидимой кожурой!
Можно не помнить об остром ноже,
даже уснуть во дворе,
ведь рай —
это место, где мякоть уже
не нуждается в кожуре.
Спишь безмятежно в траве до утра,
смотришь всеобщие сны…
Собственно, в каждом раю кожура
лишается толщины!
…Вот и рассвет, просыпаться пора, —
блики скользят по стене…
Рай —
это место, где кожура
не нуждается в толщине.
01.06.04, г. М
В пустыне
Юрию Литвинову
"…и оставь же Ты, Боже, долги наши, яко
равнó оставляем всем нашим…"
Колобок головы моей, бросивший якорь,
слился с неброским пейзажем.
Тело — в толще вися, усыпляюще стынет;
тут же время, кипя, словно чайник, стоит…
Всё в пустыне становится частью пустыни! —
понимаешь, Саид?
17.12.04, г. М
Одиночество
В тумане заменяет плеск весла
Уверенность в бесцельности усилий;
Тоску по тем, что бесят и бесили;
Нехватку цели, света и тепла;
Пустых надежд разрозненные крохи,
Мечты о феерическом «нигде» —
И нежность к одиозной ерунде,
И миф о неизбежной катастрофе;
Тяжёлый страх, сомнения колючие,
Следы грехов и прихотей нечастых,
Тупого ожидания печать…
Поскрипывают ржавые уключины,
Река несёт — но некому прощаться,
И некому на пристани встречать.
07.06.05, г. М
* * *
Вечер становится утром, — и утро всё дальше,
и ночка всё ближе…
Тайна вечерняя — не посочувствует даже,
но блеском оближет, —
высветит у горизонта
(от уха до уха
ухмылка, и ладно!)
Наши шатры разноцветные, наши триумфы…
и завтрак бесплатный.
Верный, насколько возможно, всегда под рукою
надмирный клинок мой,
спрятанный в робости ножны…
Помехой покою —
лишь окон монокли.
В битву с реальностью, с этой ручною синичкой,
не шёл бы, а надо:
в небытии морозилки, я знаю, "Пшеничной"
потеет граната…
Сколько ни помню себя, — лишь подобием средства
судьба оделяла…
Век не велик, а стоять не велит, — не согреться
в силке одеяла;
нужно вставать и идти — хоть на поиски спичек! —
и пусть тебе снится
мирное звяканье приготовления пищи,
ручная синица, —
в час, когда в лоб, напролом устремятся когорты
разбитых… и целых…
В час, когда кровь воплотится, плеснув из аорты,
в товарах и ценах…
Милости вашей прошу, катастрофа и горе! —
ворота открыты.
Мёд и акриды — всегда под рукою другою…
лишь мёд и акриды.
07.09.05, г. М
* * *
Не надо света, не включай… Когда во тьме
реальность, канув, без остатка растворится,
вообразим себе желанное: ты принца,
а я принцессу, — как бывает лишь во тьме;
но если всё-таки ты включишь этот свет, —
мол, как ни выглядел бы кто, была душа бы! —
то обнаружится: лишь две большие жабы
в постели замерли… и щурятся на свет.
18.09.05, г. М
Январварское
"Ну, сочинил я стихи, что дальше?
Очень недурно? Благодарю.
Но ты мне за это хоть что-то — дашь ли?
нет ведь?" — это я так январю
кричу по забывчивости, зло щерясь.
…Раннее утро. Январь молчит,
выложив дома вставную челюсть
на полку улицы, как на щит.
"Гул стих. Ответь же, — меня хотят ли
на тех подмостках? или мостках…
короче, в этом матёром театре —
несокрушимом, увы, никак…
Ответь, хотят? Ведь готов катиться
любой колбаской по ходу пьес!
Но, знаю, выпадет роль статиста…"
И правильно: впредь бутафорский пейс
не тереби, самопальный книжник,
пророком стоя очередным, —
не искушай своих братьев нижних!
Уж лучше просто скажись больным.
Лежи в постели, смотри на полки
с рядами книг, — с неводами в них…
А что до ловли — пускай наполнит
груздями кузов иной грибник.
02.01.06, г. Белгород
* * *
Бог мой, когда предпоследние рвутся
Связи, Ты шепчешь: "Держись!" —
И я счастлив, да, счастлив, что я Твой Вустер,
А ты мой Дживс.
26.01.06, г. М
гроза
листья бурею с веток сорваны,
свиток облачный в небо длиной
развернулся… с дороги в стороны
воздух вотчины кисло-родной
разбегается — независимо
от того… от того-сего…
бурый полдень, резвясь, разбился о
призрак линии осевой
31.05.06, г. М
Специализация
Каждый умеет что-то одно:
кто-то — ритмично шатать кровать,
кто-то — писать про святыни… но
кто-то — бестрепетно убивать.
Кто-то бездумно глядит в окно,
а кто-то — бросается из окна!
Каждому что-то своё дано…
но кроме этого — ни хрена.
И если пытается некто вдруг
реализоваться в деле чужом,
судьба мириадами крепких рук
препятствует. Как ни юли ужом.
И если ты тоже собрался себя
в чужом попробовать, как в своём, —
просто, не радуясь и не скорбя,
взгляни, как все мы теперь живём
в раю (да гори оно всё огнём),
где соколы сгрудились у дверей —
а уж-то летает… и с каждым днём
выходит всё выше и всё быстрей.
22.11.06, г. М
Банальности
Прозрачен воздух. Солнце ярко.
Земля безвидна и бурá.
…"Стоять"? — не выросла стоялка.
Лежишь и думаешь: пора…
Одни зовут идти на площадь,
другие — разрушать тюрьму…
Подсказывать, известно, проще,
чем напрягаться самому.
Я сам советовать любитель:
кидать намёк на… некий луч —
да в царства тёмного обитель! —
не хуже камня с горных круч…
Любой из нас, больных и сирых,
так хочет ближнего спасти! —
но никому помочь не в силах.
(Да и себе-то — не ахти…)
Весна, от радости не гавкай:
повсюду снова та же муть.
Своею, типа, первой травкой
кого ты можешь обмануть!
Лишь вообще ещё не живших.
(А только неживших мечту, —
стремглав по комнатам круживших
и что-то певших на лету…)
Всё вздор. Ни куклу, ни паяца
не примут ни в какие "мы"…
Но как же я устал бояться
и зарекаться от сумы!
…Эх, быть бы проще! —
как "Икарус",
апрель вести себе вперёд…
ни от тюрьмы не зарекаясь,
ни от зимы… Да только, каюсь,
лежу: опять не мой черёд.
04.04.07, г. М
Глубокая правота
Чуть только вдруг, производная чуткости, в горле возникнет ком
и начинаешь прикидывать, что тебе следует взять с собою
(ибо отчётливо пахнет вокруг надвигающимся кердыком),
некий герой записной, и в потехи-то час призывавший к бою,
тут же орать начинает, мозги нашей общей печалью скобля
(брызги слюны непременно летят, а глаза, ну вы знаете, блюдца),
мол, только крысы поганые драпают с тонущего корабля,
люди же — остаются и борются!
тонут — но не сдаются!
Сразу становится стыдно,
и люди,
пиная постылый скарб,
вдруг принимаются все запоздалым раскаянием терзаться.
А этот герой,
под шумок раскурочив
единственный батискаф,
прохаживается вдоль ряда
и время от времени стонет: "Мерзавцы!" —
чтоб нам, ловкачам-беглецам, окончательно
сделалось не до воды
(на днях затопившей гальюн, а теперь —
уже к камбузу подступившей;
бесстрастно скрывающей и преступлений, и благодеяний следы…
впускающей из окружающей нас среды легионы пикши).
О, груз вины — многотонней,
чем толщи прозрачной гнёт!
…Нет, каждый — не просто утонет:
сначала он сам нырнёт! —
и пусть теперь водной крышей
обшивку у судна рвёт!
Смотрите, трусливые крысы! —
отважный ко дну плывёт!
Что характерно: герой тоже гибнет, но… как-то наоборот:
мы видим, как он растворяется в дымке, повиснув на нижней ступени
верёвочной лестницы (той, что пустил, как побег, голубой вертолёт), —
подробности, впрочем, становятся с каждой секундой второстепенней.
…Смотрит бессмысленно жук этот, как его паства уходит вниз, —
и с каждой секундой смущённее треск его крылышек и надкрылий.
А мы, под водой, убедительно булькаем: "Что же ты! Оглянись!
Это конец, идиот, — убедился? А мы ведь тебе говорили…"
11.04.07, г. М
* * *
Устал? А как же все-то люди!
Они ведь тоже… каждый день…
Пришли с работы: "Я люблю те…",
а "бя" уж выговорить лень.
Не то чтоб лень, а… сил-то нет ведь.
На то, чтоб лечь, — и то ведь нет!
А рядом, помогая медлить,
цветёт и пахнет интернет.
Что Сила! — тоже тянет лечь нас.
И бес, и ангел в головах…
Так дайте же забыть про вечность,
больного в лоб поцеловав!
А не забуду — пробку выньте,
когда окажется близка
пустыня сна… и главный винтик
утонет в истине песка.
26.04.07, г. М
Страна ос
…решай, а несчастья
судьба уготовит.
(Старшая Эдда, "Речи Сигрдривы")
Едва смогли бежать от ос мы,
гнездо их сбив, и вот — река.
…На берегу рыжеют сосны,
ржавеет скобка турника…
Прекрасно было б, если бриз бы
прочёсывал бы каждый метр,
а мы — кидали б мирно фрисби,
песок пятная рябью мет.
Но что-то тихо. Ветер еле
топорщит перья у ворон,
царящих в небе… Так в апреле
шурует март-оксюморон:
весенний снег, весенний холод,
парок весенний изо рта…
и сквозняка прозрачный хобот,
а в нём — подснежник-сирота.
…Ушли, ушли навсегда морозы:
до следующих не дотянет он;
затопчут люди, съедят неврозы…
(И, кстати, ведь пыжиться моветон!)
Но всё же… всё же как-то выжил, —
торчит поодаль из земли…
Он это я. Смотрю и вижу,
как осы топят корабли:
терзают жвалами рангоут,
грызут бегучий такелаж, —
и видит будущее Город
как совокупность луж и лаж.
…Казалось бы! — флот оказался в устье,
все думали: вот оно, спасены! —
но кто-то все казни на нас науськал, —
теперь вот выглядывай из-за сосны —
не по прямой и… Поправимо ль? —
от лучшей, кажется, тропы
отбились… Рожу в луже вымой —
и в лес, подальше от толпы:
играть в извечные горелки,
бирюльки… бабки… бильбоке…
и бить на счастье свои тарелки!
И выйти сквозь чащу — к иной реке.
28.04.07, г. М
Подкидыш
"…на свете есть люди живые, настоящие, а есть "подкидыши", которые только стараются быть похожими на людей. Вроде как из другого мира они к нам подброшены… У одних "подкидышей" притворство получше получается, так что их почти и не отличишь от настоящих людей; у других похуже, и их сразу видно."
(Б. Акунин, "Пелагия и красный петух")
"Она стояла, маленькая и худенькая, с маленькой узкой повязкой на бёдрах и с двумя рыжими косичками, торчащими в разные стороны. Глаза её светились опасным блеском.
— Где у тебя жемчужины, девчонка?! — заорал Букк."
(Астрид Линдгрен, "Пиппи Длинныйчулок")
…Не так уж и весело стены и трубы красить,
не так уж и просто… А трупы надежд — грузи
в контейнеры вечера… Сумрачна неба проседь.
Всё дикая степь. Каждый окрик — укус гюрзы.
Но девочка, ты, оранжевая нещадно
от солнца закатного, будешь играть и тут, —
где ветры не воют, лишь тупо птенцы пищат, но…
но те, что придут за нами, уже идут.
И в этом всё дело, ну.
Девочка ведь не в курсе,
как зыбко всё и неустойчиво! — потому
она и не пьёт рыбий жир ("Он такой невкусный!")
и в школу не ходит, похожую на тюрьму.
Не знает, что жизнь и зависть вступили в сговор,
с успехом заразу, блин, сея в сердцах сырых…
что, стоит отныне на улицу выйти голой,
тебя сразу схватят и — выдавят, как нарыв.
…Домой доберёшься, по стенке сползёшь в прихожей…
присев, искривишь некрасиво припухший рот, —
и слёзы покатятся по глянцевитой коже,
и жизнь замрёт… вернее — наоборот.
Ты вдруг догадаешься, мир населён — и густо! —
по "бабам нормальным", по башлям, по бумерам
тоскующими ненавистниками душегубства
(ну раз само в руки всё валится, — бумеранг!)…
О девочка,
я вот, к примеру, давно уж понял,
не надо в тюрьму: их Порядок уж больно крут.
Лежи под кроваткою: мёртвою быть покойней.
(Но если ты что-то устроишь там — отберут!)
…Я, кстати, давно удивляюсь, как ты жива здесь, —
такое вот чудо: без крылышек, без шипов…
У нас ведь давно, понимаешь ли, здесь оазис
законности — собранной чохом со всех эпох!
Беги-ка ты… знаешь куда? А, не знаю сам я.
Бежать уже некуда… Что же, тогда терпи
надеждой последнею — в школе-тюрьме-казарме…
Бесхитростным огоньком далеко в степи.
07.05.05, г. М
В чаще
Летят над равниной ветры,
горят городов костры,
а в чаще лежат, несметны,
поваленные стволы.
Соль леса — и прах его же,
нашли вот себе места.
Ну кто тут их потревожит! —
лишь те, чья печаль чиста.
Кто шёл, понимаешь, мимо
и — вот, отдохнуть присел
вдали от большого мира,
что так безнадёжно сер.
Эй, пилы! — теперь не нойте.
Лес умер. Упал. Иссох.
Лишь ветви растут — как ногти
и волосы мертвецов.
27.05.07, г. М
Робот
Мне снился сегодня занятный сон:
как будто взбесился гигантский робот!
А я убежал — и живу, спасён,
в подвале, давя в себе гневный ропот.
Со мною таятся друзья мои.
Вчера мы от нового соподвальца
узнали, что где-то идут бои
(а ты тут отсиживайся, скрывайся!)…
Снаряды и пули меча, вжик-вжик, —
частично пластмассов, чуток резинов,
охотится робот на тех, кто жив,
подстерегая у магазинов.
Всеобщею ненавистью полит,
из неуязвимости — будто соткан,
плюётся он газом, огнём палит,
а мы — тупо прячемся по подсобкам.
…Попытка борьбы — и опять провал…
Но вновь, побеждая и страх, и лень, я,
пока робот всех ещё не порвал,
очаг разжигаю сопротивленья!
И — опа! — стекаются люди к нам
со всех, сколько есть их, концов столицы,
согласно эпическим временам
желая в борьбу непременно влиться.
…Нехай он беснуется! Рыщет пусть
по всей паутине пустынных улиц! —
стройны наши мысли, спокоен пульс,
ко всем уже мужество вновь вернулось.
Начнём со дня на день мы, риск любя,
и — смоем позор боевым задором.
(Уже и сейчас малышня в тебя
нет-нет да и кинет вдруг помидором!)
…Короче, бывают такие сны
(да и не такие ещё бывают),
и…
верить хотелось бы, пацаны,
что их
не предчувствия вызывают.
21.08.07, г. М
Вечерний сонет
Не помогу тебе ничем я…
но посмотри, невдалеке
дымит уютная харчевня, —
да-да, где тыквы в парнике;
там подают вино, улиток,
лягушек, мидий, пескарей…
Давай пойдём туда скорей!
…Уж остывает солнца слиток, —
под ним, сияя, край земли,
расплавился, как шоколадная
глазурь на именинном торте…
и ветерка ладонь прохладная
легла на лоб тебе…
Внемли, —
сам Бог зовёт:
"Вперёд! Не стойте!"
24.08.07, г. М
* * *
Женщина и без носа, и без белья
ходит по комнате, смотрит мои наброски,
те, акварельные, что подарил ей я.
Возле меня заложенный спичкой Бродский, —
ладно, читаю… Она говорит: "Роса
выпала, — видишь, на листьях какие капли";
я говорю: "Что ж, и стоимость возросла…
Право же, наша —
не в наших судьба руках ли?!"
Не отвечает… Стрекозки в её ушах —
с глазками аметистовыми и брюшками,
с крылышками мельхиоровыми…
Ещё шаг,
и я засмеюсь, заору, затрясу руками.
Женщина и без кожи, и без лица
сядет на стульчик уныло, вздохнёт устало…
В воздухе вдруг встрепенётся легко гнильца,
и я захочу,
чтобы женщина…
снова встала.
24.09.07, г. М
На закате
Уеду я в старый город,
где даже прохожих нет,
а есть только пыль, и холод,
и жреческий кабинет.
Там сяду в библиотеку,
камин разожгу чужой
и стану себе на потеху
вновь пользоваться душой.
Завоет ли где собака вот,
ворона ли пролетит, —
покойны отвесный бархат
и веки кариатид.
Лишь перелистнёт страницу
прозрачная кисть руки,
и новая жизнь приснится…
да выстрелят угольки.
Да будут отныне стены
стареть и ветшать со мной
в основе сухой системы,
безмолвия за стеной.
Да ляжет слой новой пыли
на кисти… и на камин…
и окна твои слепые
небес отразят кармин.
08.10.07, г. М
Титаник
…Вообще, если уж говорить о крысятах
(а не о перечне взятых венер),
я навечно остался в восьмидесятых,
где и в школе был бит,
и — читал "Пионер",
командуя ночи: "Кострами взвейся!"…
и, вечную, впитывая её,
Васечкин — не принимал эдельвейса:
"Ну что ты, как можно! — это твоё…"
На календаре розовели числа,
светило солнце, кактус цвёл…
и я в эти странные дни не учился,
но — папа меня на прогулку вёл…
А с одним таким Игорем и ещё Димой
мы ездили в теннис играть, ага! —
и родина числилась непобедимой
(ах, не за отсутствием ли врага?)…
Шли годы, пирог подымался в духовке,
выстраивались вереницы тел,
происходили разные нестыковки,
(а мишка давно уже улетел)…
Стояли саночки с лыжами в коридоре,
пылились ящики, веники, стопки книг,
и все — в ожидании львиной доли
пили. И полировали турник.
А затем — по прошествии знойного духа —
что-то щёлкнуло в воздухе, — и вслед за тем
настала такая стремительная житуха,
что закончился перечень прежних тем.
С тех пор… стало ясно уже опосля мне
(и это уже не вопрос ко мне!) —
куда катят России гругляш солярный
лапки по выжженной целине.
Сижу вот, читаю. (Мы все читаем.)
С желтком или чем там? — на бороде.
А детям… о нет, не понять ни черта им!
…Ноги краснеют в горячей воде.
Пар подымается ароматный
с поздних похмелий чужих пиров.
И за окнами — выглядит автоматной
длинная очередь оперов.
01.02.08, г. М
Противостояние
Женщина-Родя (мы все в неё влюблены)
смотрит на Риву — богиню другой стороны.
Ноздри обеих опять раздуваются, слышь…
Так оно всё и бывает — когда разозлишь.
Вот и стоим…
Моя Родя мне вдруг орёт, —
дескать, пора:
"Шо, не понял? А ну вперёд!"
И — тому парню, прогнав его сон и хмель,
рявкает Ривка:
"Собрался слинять? Не смей!"
…Что же, братишка, —
придётся и мне с тобой
тут показательный снова устроить бой.
Да не тушуйся ты, — мы ведь тут все свои…
Баб же влекут гладиаторские бои,
вот и показываем перед ними прыть.
…Самое лучшее — это перекурить
и разойтись…
но придётся остаться тут.
Ты ж понимаешь, они от нас жертвы ждут.
Ривка твоя привлекательна: грудь, филей…
(Хоть и пропорции Роди мне всё ж милей.)
Но ведь не важно всё это… Давай, мужик!
(…Да, мы свои:
так усердно — не бьют чужих.)
Факт, это глупость, я знаю… Уже привык…
Ну, ничего…
Коль останемся мы в живых —
сам же прошамкаешь:
"Клаффно… Давай есё!"
…Ум — это трусость и только, браток. И всё.
03.03.08, г. М
Мёртвые
Пить надо начинать с утра —
едва рассвет лизнёт деревья
и первых пятен ожерелье
раскинет в омуте двора.
На кухне разливать портвейн —
и молча ждать, пока из комнат
не выйдет та, что и не помнит,
как ты в её ломился дверь.
На теле скомкает халат
и чокнется с тобой, паскудой,
той ежеутренней цикутой,
что лучше всех ночных прохлад.
Что лучше всех ночных потерь…
А лучше всех ночных находок?
Заведомо не этот холод.
…Сиди и пей…
И не потей:
никто за дверью не мелькнёт, —
ни санитары, ни гэбуха.
Судьба — замшелого гроссбуха
страницу не перелистнёт.
И ты ни мира, ни войны
не прозревай в намёках смачных.
Сиди и пей, наивный мальчик:
уж в этом-то мы все вольны.
04.03.08, г. М
Белый снег
С. П.
За окном — неожиданный снег
воровато хоронит весну.
Вечер весел… Слегка прояснев:
"Сколько, — думает, — протяну?"
…Тишина нарастает, как
давний первенец — снежный ком;
карту-схему вертя в руках,
ты с вокзала идёшь пешком.
Ни единой души кругом,
ни единой во мгле звезды…
Обернись, как тогда, рывком —
и увидишь свои следы,
да темнеющие небеса,
да забытый велосипед,
да троллейбус… да корпуса —
словно памятники себе.
Нет путей — и не надо искать их.
…Ветер комкает белую скатерть,
лишь недавно её постлав.
Бэг набит парашютом флага;
прикрывает ползада фляга —
и…
неправильных слов расплав
мерно капает сквозь перчатки,
сквозь синюшных ногтей печатки,
сквозь углы воспалённых глаз.
…Эта завтрашняя победа —
след чужого велосипеда.
Лёд… Душа на нём обожглась.
Оскользнулась душа… Ничего не сказала.
Ты пешком, неприметно, идёшь с вокзала.
Только звёзд немота да метели вой
между шпилей высоток — над головой.
Только реденьких птиц невесомый росчерк,
только призраки слов:
"Будь сильнее! проще!"…
Ркацители случайного баловство
и… пожалуй, действительно никого.
Обращённый к исхода слепой иконе,
я спокойненько жду тебя на балконе.
И закат-то румян, как лицо нашиста,
и грядущего дня пелена пушиста.
…Вы идёте, известные поимённо,
на ходу разворачивая знамёна.
Позади — только хрип милицейских раций;
по бокам — обрушение декораций;
впереди — то ли вера, мечтой ведома,
то ли… просто подъезд нежилого дома
и следы: то ли снега, блин, то ли мела…
Ты, мечта, никогда ничего не умела!
21.03.08, г. М
Чаепитие
…"Лучше пить чай!"
Самовары гордятся бронзой,
чашки — фарфором, хозяева… всем, что их.
…Туча на горизонте не кажется грозной,
жёлтого солнца улыбочку затаив.
Споро растут стоеросовые берёзы,
споро плодясь, размножается каждый клон…
"Совесть — вот чудо! Откуда она берётся
в обществе, бодро сползающем под уклон!" —
так говорит он, папаша, шурша журналом;
шумно дыша, отхлёбывает у-лун.
…Бабушка думает: "Больше я не нужна вам";
дед за сараем — лениво берёт колун.
Дядя — "всего" примиряюще пожелал нам
и укатил. Да, на поезде, — по делам.
Кажется, матери кажется он мужланом…
Кажется, шарик закатится под диван…
"Реанимация рабства, сестрицы-братцы,
прёт полным ходом, — успешная, как пиар.
Как? Почему? Ну не хочется разбираться!
Лучше пить чай… Жизнь — словно пяток пиал:
детство, и юность, и молодость… ну, и старость…
Вытер усы и пошёл себе — хоть куда! —
сразу же и уничтожив всё, что осталось:
в памяти, в сердце, в реальности… навсегда!" —
так говорит Заратустра. В нём мало чувства,
тьма интеллекта, и мускулов и тоски…
Может, таким же уверенным и не хочу стать,
но… безусловно, такие хочу носки,
как у него! и такие же белой кожи
краги!
…Уходит… Раскланивается, шутя…
Брат, веселясь, провожает его в прихожей…
Ползаю под диваном, — дитя, дитя.
…Краги, и гетры, и кепи… и эти бриджи…
Автомобиль его, аэроплан, очки…
Уйму здоровья, — такого, что прямо брызжет!
Красную шапочку! Красные башмачки!
Зависть — вот делатель бурных цивилизаций!
и внутренний уголь для внутреннего костра!
…К бабушке ластится, пробуя подлизаться,
алчущая новой дозы сластей сестра.
Рядом цесарки о рабицу утлой клети
точат задумчиво клювики-коготки;
стелятся баклажанов сухие плети;
гниль и спокойствие ветер несёт с реки.
Пыль в волосах: я ведь из-под дивана вылез.
Чашку разбил, — ничего: принесут бокал…
Ходики в комнате, кажется, остановились.
Солнце из тучи показывает бока.
24.07.08, г. М
Уроки прекрасного
…"Фас это личность, а профиль — порода!
Если в три четверти сядет модель,
будет как раз!"…
А снаружи погода
ясная, но обещали метель, —
нужно спешить…
"Компромисс между фасом
и, соответственно, профилем есть…
нет, не любовь к промежуточным фазам, —
синтез подходов! где правда и лесть
в равных пропорциях могут смешаться —
и в результате, как часто быват,
нам не оставят и малого шанса
на равнодушие!
В общем, виват,
истинно аналитический ракурс! —
так и рисуйте!"… Утих педагог,
пот вытирает…
Нет, он не дурак у нас.
…Поле… Над крышей котельной — дымок.
Дядя Семён нам позирует сёдня:
дворник, и сторож, и — да, истопник, —
это его там хозяйство… и — сотня
мелких сосулек: где жар-то проник
в щели, на улицу, — там и растут они…
Стужа… Доносится из лесу вой.
…Ишь ты! — бывает термометр ртутный,
а за окошком у нас — спиртовой!
…Ластик тайваньский лишь портит бумагу, —
дай кохиноровский!
…Лета бы в щель, —
солнца бы летнего!
даль и — отвагу!
…Что за урок у нас следующий?
А, физкультура? Ну что же, неплохо!
…Нос длинноват… да и рот косоват…
Сзади пуляет Дерябин Митроха
пульками… "Это не я виноват!
Он первый начал!" — "Нет, он первый начал!"…
А за окошками — та же беда.
Осенью что-то писали мы начерно —
да не осталось теперь ни следа:
всё замело… и поёт оно: "Спи, сынок!" —
там, за окошком…
И набело вон
что-то позёмка опять переписывает…
А вечером — фильм про миелофон,
Алису и Колю… и снова, и снова
я маленьким буду, как вечность назад, —
и много случится речного, лесного,
полынного…
Будет о чём рассказать!
…"Главное — чисто фамильные чёрточки
с мимикой связывать в нечто одно!"…
Жарко внутри… и не страшно ни чуточки!
И светится белым окно…
01.08.08, г. М
Осенний сон
Мои обои на рабочий стол
ложатся, словно грёзы на рассудок,
и ум готов в любое время суток
купиться на иллюзии костёр.
Сидишь и смотришь, как последний раб,
на чудный вид заброшенного парка.
Сама собой подрагивает палка:
там, на скамейке, юбочку задрав…
Не, хватит! Позади осталась полночь, —
и спать по-настоящему пора.
Лишь только пустотой глаза заполнишь —
в них образов ворвётся мошкара.
— Ты, между прочим, у меня спросив, мол,
где ключ от рая, — что имел в виду?
— Родная, я не знаю… Я пойду…
— Возможно, это был какой-то символ?
…Сидишь себе, шкатулку распахнув, —
пальто изнанкой из-под бёдер светит,
и волосы перебирает ветер,
как мокрую траву… но вот, вспорхнув,
он, как дурак, тебя бросает, бьюти!
…Перед тобой на корточки сажусь
и в нежную заглядываю жуть, —
и время шепчет: "Вы меня убьёте?"
Ах, нет, зачем! Костра ведь не взовьём…
Не так волшебна палочка у мага,
как на стене застывшая бумага,
высасывающая нас живьём.
Обои проросли в тебе, во мне
разводами темнеющих потёков,
убогой имитацией потоков
сознания, забытого во сне.
Во сне, где я на корточках сижу,
где думаешь: "Пойду, когда он свалит", —
где время нас украдкой убивает,
где всех я раздражаю и сержу.
Пора бы, встав, шепнуть: "Ну я пойду, мать", —
да не могу: видать, такие сны…
(А что видать с обратной стороны
тебе — про то мне страшно и подумать.)
…Шуршит листвой бумага под рукой:
боясь привыкнуть к призрачному раю,
обои лихорадочно сдираю,
пытаясь обрести былой покой.
Но, словно ад из девичьей шкатулки,
бросаются в глаза… не смрад и зной,
а лишь нагих ветвей узор сквозной —
как трещины на голой штукатурке.
15.09.08, г. М
Мясо
Чему нас учит хоббичья
и гоблинская мура?
Тому, что заставить легко бича
собраться, когда пора…
Без топлива, без услады,
без веры и любви
встаёт и, штурмуя грады,
мурлычет: "Се ля ви".
Ну правда, к чему все цацки
и прочая ерунда!
…Сегодня условия царски,
а завтра — хлеб/вода,
земли и неба пропасти…
Привыкни, дерьмом надут:
уж гибель-то проще прописи
герои себе найдут.
А кольца, щиты, секиры
и прочий антураж?
…Времечко засеки вы —
увидели б, как туда ж,
в небытие всё канет! —
как тот прошлогодний лёд,
что трогали даже руками,
но… стаял же в свой черёд?
И вот мы возле вехи:
уже не в дурном тепле,
а — голые нечеловеки
на голой своей земле.
Ждём нервно построения,
раз дискурс поплохел.
…Хорошего настроения
желает какой-то хер,
потом говорит: "Напра-ву!
В колонну по одному
бегом!" — и несёт ораву
не то опять в тюрьму,
не то опять на волю, —
а сходу не разобрать…
Не то, чтобы вор на воре…
и чтобы святая рать…
а с горушки по гоблину,
по хоббиту с холма.
Тут каждому — быть погублену,
ну, или сойти с ума.
И все интенданты рады:
не нужен ни ад, ни яд.
Ни бонусы, ни награды…
ни бич… ни заградотряд.
09.10.08, г. М
Затишье перед боем
Вот, лежим мы, два паяца,
ты со мною, я с тобой,
и — не можем не бояться,
потому что "скоро в бой".
Ты — лиана с нежным мехом,
с ленточками в волосах;
я — мешочек с тихим смехом,
воин, павший на часах.
Хорошо, что мир не дожил:
стыд какой! — лежмя лежим
в час, когда никто не должен
для другого быть чужим.
В век, когда страна и люди
новых ждут от нас побед.
В миг, когда мы оба — любим.
В день, когда запретов нет.
Мы лежим — и нас не троньте!
Тонкий слой на толстом ломте —
самый лучший симбиоз!
И не надо ни берёз
ни полян, ни лодки крена…
Нам по чину — лишь арена,
где валяемся без сил,
пара ваших кукол, Сир, —
бывших, да.
…Смиренно-лживым
выглядите: на виду —
с прочими в одном ряду.
Что же, больше не нужны вам?
Так и ладно: естество
не сдержать в плену морали!
…Мы — играли, вы — играли…
Наигрались? — что с того!
Дали волю? К чёрту волю:
Воле — голых не согреть!
…Торгашу, солдату, вору
тоже надо посмотреть,
как лежим, уткнув затылки:
я — в пахучие опилки,
ты — в пространство над тобой…
Может видеть нас любой.
Мы с тобою вечно спали
в шкурах собственных трико…
потому-то так легко
из-под купола и пали.
И — в кольце притихших гнид
я гляжу, готовый к бою,
как матерчатый зенит
угасает над тобою.
11.10.08, г. М
период полураспада
почему никто не вечен
почему тоска бездонна
и меня опять под вечер
почему-то нету дома?
(тишина тому свидетель
и записка на двери вот)
ох, не спрашивайте, дети…
у меня такой период.
почему не обеспечил
чистоту в метро дежурный
почему лежит диспетчер
за решёткою ажурной?
…чудо! этакий капризец!
бытию огня добавив
люди ладят новый кризис:
старый кризис — задолбал их.
почему бежит прохожий
зайцем по двору петляя
почему слегка попозже
тихо шепчет дома: "тля я…"
почему машина едет
поводя прожекторами?
не пытай уже соседей:
не поймут они стараний
лишь затворы передёрнув
до двери тебя проводят
и ногой её закроют
за тобою, полубогом
и тогда уж перейдём мы
к основной своей работе…
чтобы вышло…
вслед за кровью…
то ли горлом,
то ли боком.
27.11.08, г. М
Кактус
Ну, что же… От любви опять свежо…
А кто ж объект сей страсти-то? Не вы ли?
…Субъект — о да, неуловимый Джо,
которого давненько не ловили.
И он… расцвёл! Не там и не тогда…
Цветочков куча — малых, да вонючих,
а Боливар… не выдержит стыда, —
хоть зацелуй его, собой навьючив!
Прости, родная, что сравнил тебя
с конём дурацким из чужой новеллы! —
о, сухо так, что, даже и любя,
не выдавить ни радости, ни веры
из кактуса (на нём, на подлеце,
хоть кол теши — не помнит даже, морда,
что в третьем о себе писать лице,
по меньшей мере, глупо и немодно)…
Никак не вспомню (от лица мечусь
к лицу — да новых смыслов не придам им),
что сила разгорающихся чувств
ни им самим не служит оправданьем,
ни слабости натуры… Может, та,
кого люблю, признается: красивы
цветы мои! — мне нужно больше силы,
чтоб из себя выдавливать шута.
…"Цвети, мой мальчик! Медленно цвети!
Дай чаще напитаться ароматом!"…
Лишь у друзей не надо б на пути
вставать! — пускай, мол, роется сама там:
в сумбуре чувств, оценок и долгов,
а мы ей предоставим, типа, выбор…
Любовь — о да, не знает берегов,
но… вы бы поступили так?.. А вы бы?
"Расслабься!" —
Ну конечно, ни за что.
Во век не встали б этак на пути вы
у кореша с охапкою цветов
(достойных самой жёсткой инвективы,
а может, и кнута)…
Но ты прости:
в конце концов, ведь ей, увы, не рвать их.
…Порядочнее было б не цвести! —
но, чтобы не цвести, мне сил не хватит.
30.11.08, г. М
Пуля-дура
Что будешь чувствовать, лапуля,
ты в первый миг?
(Ведь не болел! —
но вдруг в живот попала пуля —
и отшвырнуло за барьер.)
Сначала ничего…
Сквозь дымку
ты тупо смотришь на неё, —
на будто бы чужую дырку, —
и тихо шепчешь "ё-моё"…
И в первый миг тебе покажется,
что эта лёгкая, в общем, боль,
как и из внутренностей кашица,
щас рассосётся сама собой;
что с этим можно жить, как прежде жил, —
вот только кровь бы остановить…
"Висят ошмётки? — ну так отрежьте же,
и всё закроется, блин!" — но ведь…
Но ведь поймёшь: "Лежу в грязи я, —
уже не со всеми (хотя все тут)…
А оглушённость-анестезия
всегда уходит, когда не ждут;
когда к ней привыкнуть уже успели
(мол, послана, видно, самой судьбой),
она вдруг сбрасывает пух и перья,
из ангела превращаясь — в боль!
в такую Бо-оль, какой не то что
минуты выдержать нельзя,
а мига даже… но, как ни тошно,
отныне это твоя стезя.
Отныне — пока ты жив и дыбы
твоей чувствительности никто
сломать не в силах — терпи.
…"Воды бы!" —
"Нельзя: твои внутренности — решето!"…
Вот так и та, что с первого взгляда…
Пришла, — увидел… Победил?!
…"Не надо мне ни шоколада, —
блажит подстреленный крокодил, —
ни мармелада, ни детишек,
а лишь вон ту, что ждёт с такой
изюминкой во взгляде…" —
"Тише!
И не показывай рукой!"…
Что толку! — ведь не позову ж так,
чтоб ты откликнулась… И вот:
"…За приоткрытых губ ловушку,
за взгляд один!"…
Горит живот —
а я перечисляю, — децил
ещё осталось… "Терпи, терпи!
Торчи, как штык: ты молодец!" — и…
ты просто жалок в своей степи.
01.12.08, г. М